Как-то незаметно пролетели два часа фильма, девица, с которой он пришел, хоть и получила отличное образование в Вашингтоне, была нудной и навязчивой, то и дело норовила вставить какой-нибудь комментарий, прислониться к его плечу и, как ей казалось, сексуально прошептать ему что-то на ухо. У него же не было ни малейшего желания ее слушать, после провального вечера с Кейко, Алексей вообще едва выносил женское общество. Мужчина так погрузился в свои мысли, о прошлом, о Саюри и почему-то о Кейко, что ему даже показалось, что он почувствовал этот странный и терпкий аромат мандаринов, который остался в его памяти от первой встречи с Кейко. Алексей хотел было обернуться и пробежаться взглядом по толпе, но остановил себя мыслью о том, что в темноте он ничего не увидит, да и что делать здесь жалкой потаскушке, вздумавшей заработать на играх в гейшу.
Фильм подошел к концу, по экрану побежали титры, зажегся свет, раздались аплодисменты, актеры, приехавшие на премьеру, поднялись на сцену, кто-то что-то говорил, но Алексей их не слышал, он снова погрузился в свои мысли. Вскоре толпа переместилась в ресторан, спутница вручила ему бокал с шампанским и прижалась к нему своим шикарным бюстом. Четвертый размер + диплом Вашингтонского университета — у девушки неплохие шансы на успех, — цинично подумал Корнилов, вот только его эти прелести не интересовали. Белокурая прядь волос скользнула по ткани его пиджака, и Алексея даже передернуло от отвращения. Он скользнул глазами по толпе и в дальнем углу зала увидел копию своей Саюри: миниатюрная, ростом не больше 150 сантиметров, девушка была обладательницей самых роскошных волос на свете, черные как ночь, без глупых кудрей или вычурных украшений они лежали на молочно-белом шелке ее платья и блики хрустальных люстр словно отражались от них. Алексей направился прямо к ней, его кто-то окликнул, но он не слышал ничего вокруг. Вдруг девушка обернулась, и наваждение исчезло, конечно, это была не Саюри, это не могла быть она, и Корнилов, как никто другой, знал, что больше никогда не увидит ее, но все же… В девушке не было ничего японского: большие светлые глаза, пухлые розовые губы, чуть позолоченная загаром кожа, она перехватила его взгляд и приветливо улыбнулась в ответ, но Алексею не хотелось улыбаться, он швырнул бокал на поднос проходившего мимо официанта и зашагал прочь.
Он видел ее, шел к ней, шел и улыбался — Лиза была готова в этом поклясться, причем улыбались не только губы, но и глаза, и вдруг, словно туча заволокла их, он зло посмотрел на девушку и стремительно пошел прочь.
— Хорош, правда, — проводила Корнилова хищным взглядом юная дочь замминистра финансов, которая доставала Лизу вопросами о том, когда и какая будет в «Весне» новая коллекция Dolce amp; Gabana. — Недвижимость, акции банков и подряды на стадионы и дороги в Сочи, — мечтательно протянула девушка, — Говорят, как вернулся из Токио, живет затворником.
— Да, уж, затворником, — подумала Лиза и отчего-то разозлилась на свою собеседницу за перечисление активов Корнилова, словно в нем не было ничего другого, что могло бы привлечь женщину.
Глава 3
Сначала Алексей сопротивлялся желанию Дорофеева увидеться с ним, но потом сдался под натиском старого друга, в прошлом их связывало слишком многое, чтобы под действием собственной антипатии к окружающему миру рвать юношескую дружбу. Сейчас сидя в уютной библиотеке загородного дома Дорофеевых, Алексей не мог даже вспомнить, что когда-то они с Сергеем были восторженными юнцами, мечтавшими завоевать весь мир, мечты сбылись — мир был завоеван, только вот Корнилов в отличие от друга не испытывал от этого ни капли даже не счастья, а простого удовольствия или хотя бы покоя. Приехав в «Графские пруды», поселок, разбитый на месте дворянской усадьбы, войдя в большой почти помещичий дом, Алексей оказался в атмосфере тепла и любви — такой любви, о которой мечтал он, когда делал предложение Саюри. В двухэтажном холле, застеленном обюссоновскими коврами, стояла пара детских ходунков, в углу гостиной, обставленной мебелью с инкрустациями лучших итальянских краснодеревщиков, расположился огромный манеж с нагромождением ярких игрушек, с верхних этажей доносилось детское агуканье и ласковый голос то ли бабушки, то ли няни.
— Ты знаешь, поскольку мы освободились от всех проблемных активов в середине 2008, кризис не отразился на компании, а сейчас очевидно, что надо вновь покупать, инвестировать, захватывать освободившиеся рынки, — Сергей выпустил колечко сигарного дыма и прислушался, его чуткий слух любящего отца уловил недовольное сопение сына.
— Конечно, покупать в сложившейся обстановке самая верная тактика, и, хотя строительный бизнес — совсем другая сфера, это не добыча и не производство металла — именно в этих сферах и царил принадлежащий Дорофееву холдинг, — Но я поддерживаю наступательное развитие, нужно увеличивать свое влияние, пока другие теряют активы. Взять хотя бы злосчастных владельцев корпорации «МИГ», заложивших личное имущество в поручительство по кредитам, мы выкупаем их стройки — Алексей поднес к губам сигару и дал терпкому дыму окутать его. Сергей некстати подумал, что Катя будет ворчать про запах табака, хотя он знал, что в глубине души жена любит аромат сигар, черного кофе и его кожи. — Отличный табак, Cuba Libre? — усмехнулся Корнилов.
— Точно, — с улыбкой ответил Сергей, — Ездили с Катей на неделю, 2 месяца назад, Матвею с Варварой исполнилось по десять месяцев и мы решились их оставить с бабушкой в первый раз.
— Как отдохнули?
— Ну, отдыхом это трудно назвать, ты просто не знаешь мою жену! — рассмеялся Дорофеев, — Мы облазили каждый метр чертова острова: города, водопады, парки, снова города, улочки, церкви. Ты знаешь, мы ведь и познакомились с ней по пути из Мексики, где она три недели путешествовала по индейским развалинам, — Корнилов удивился, то, что ему было известно о жене Сергея, не укладывалось в образ интеллектуалки-путешественницы. — Да, кстати, что мы все меня обсуждаем — про наш с Катериной роман писали все газеты: от желтой прессы до «Ведомостей», а вот о тебе-то мне ничего не известно, — Сергей плеснул коньяка в пузатые бокалы и вопросительно посмотрел на друга.
— Да мне и нечего особенно рассказывать: 5 лет в Японии промелькнули, как один день, — как бы Алексей ни доверял другу, он не мог даже ему рассказать хоть малую толику из того, что именно едва не наполнило его жизнь в Токио и Киото, а ведь в общем-то совсем недавно он представлял, как устроит безумный праздник в доме родителей в Марбелье, соберет друзей, деловых партнеров и представит им свою Саюри, а потом они вернутся в так любимый ими обоими Киото. — А кстати, ты слышал про мой инвестмент в плантации золотых жемчужин в Южно-Китайском море? — Сергей отрицательно покачал головой — катин наказ разузнать все про Каверина и его планы, он не выполнил, ну тогда хоть послушает об очередной безумной задумке друга.
— Так, вот, площадь устричных плантаций составляет почти 5000 гектаров, жемчужина растет пять лет, превращаясь из маленького перламутрового шарика в настоящее произведение искусства. Каждую неделю ныряльщики погружаются к моллюскам и проверяют их, очищают от паразитов, переворачивают. Первый жемчуг мы намереваемся получить уже через 3 года, — Алексей на секунду замолчал, совсем некстати вспомнилось, как он мечтал надеть на Саюри колье из золотых жемчужин. — Это должен быть идеальный жемчуг, ювелиры всего мира будут бороться за него, — Сергей с удовольствием слушал друга, в мрачном насупленном человеке, каким был Корнилов с первых минут встречи, он, наконец, узнал обаятельного товарища детских и юношеских лет, безумного прожектера, самые немыслимые идеи которого сбывались с неизменным успехом. — Я заговорил тебя, наверное, — прервался Алексей.
— Как всегда, — усмехнулся Сергей, — А помнишь тот случай, мне было 16, а тебе 14…
— 14 с половиной, — перебил его Корнилов.
— Не важно, 14 с половиной, — отмахнулся Сергей, — Когда отцы хотели искать нас со всей московской милицией, а мы сидели на набережной, и ты заливал моей собственной подружке про межорбитральные полеты, а я терпеливо ждал, потому что обещал ее матери проводить девочку домой.