В машине пахло кожей, духами Hermes и совсем немного табачным дымом, Корнилов заполнял собой все пространство вокруг, Лиза ощущала щемящую интимность момента.
— Я знаю, ты очень скромна, просто слишком многим обещала раздеться, — непонятно к чему произнес Алексей, Лиза вздрогнула, как от удара: Корнилов обо всем узнал и именно поэтому вызвался ее проводить! Какой кошмар! Хорошо, хоть не заявил об этом при Кате с Сергеем! Она понимала, рано или поздно, ее инкогнито будет раскрыто, только не думала, что это произойдет так быстро и так больно. — Вы помните эту фразу из песни, Лиза? — продолжил Алексей. Лиза почувствовала себя, как приговоренный к казне, вдруг получивший отсрочку.
— Да, помню, — тихо ответила она, Лиза не узнавала сама себя, она вдруг перестала быть властной циничной женщиной, превратившись в немного робкую девушку. — Знаете, где-то я читала, что Коэн написал эту песню под впечатлением от прочитанного о том, что под свадебный марш Мендельсона в исполнении узников в концлагерях расстреливали пленных, по-моему, это очень символично. Вот почему: Dance me to the end of love.
— Вы не слишком-то верите в узы брака, — усмехнулся Алексей, сам он в них верил в прошлом, и в этом-то его прошлом все так и вышло: to the end of love.
— Ну мне кажется, сейчас стоит верить только в то, что можешь объяснить, — проговорила Лиза, — А то, что лежит в основе крепкого брака, я объяснить не могу, — она грустно улыбнулась. — А что думаете на этот счет вы?
— Я как-то не думаю об этом, — ушел от ответа Корнилов. — Мои родители любят говорить: до 30 не женился, потом все время рано, — разговор о браке с девушкой, которую он видел всего лишь второй раз, казался по меньшей мере странным, а если учесть, что временами эта девушка напоминала ему Саюри — кощунственным.
— Вот я тоже считаю, что мне пока слишком рано, — звонко рассмеялась Лиза.
Машина скользила по городу, в одно яркое пятно сливались фонари, витрины и огни других автомобилей, Лиза пахла мандаринами и морем — это напомнило Алексею строки из недавно услышанной песни про апельсины с чаем и почему-то Кейко. Мысль о маленькой лживой гейше он отогнал, зато подумал, что совсем не хочется отпускать Лизу домой — девушка вызывала воспоминания о Саюри, она не была ее точной копией, но что-то общее, неуловимое, какая-то странная беззащитность и похожесть была в каждой из них.
— Может быть, поужинаем где-нибудь? — предложил Корнилов.
— Я не против, — просто ответила Лиза, — После такого вечера жаль сразу возвращаться домой.
Ресторан напоминал старую средиземноморскую виллу, казалось, стоит распахнуть окна, и увидишь, как игривый прибой набегает на Лазурный берег. В действительности все было гораздо проще — фасад выходил в Столешников переулок, запруженный машинами и спешащими куда-то людьми: романтика была видимостью и обманом.
— О, нет, этого просто не может быть! — рассмеялась Лиза в ответ на шутливое замечание Алексея.
— Может, может, — немного криво улыбнулся мужчина. — Ну ладно, Лиза, вы интервьюируете меня с упорством знатного репортера, — Алексей довольно откинулся на стуле и, чуть прищурившись, уставился на девушку, — Расскажите мне, как вы обзавелись своей диковинной профессией.
— Ну не такая уж она диковинная, — надула губки Лиза, — Вот не было бы меня, где бы вы брали костюмы-туфли-ремни, если лететь в Милан лень, а ходить по магазинам в Лондоне нет времени, а? — она вновь, как и при каждой встрече с Алексеем, пребывала в каком-то возбужденном, непонятном настроении. Казалось, странным, что она помнит его, а он ее нет, хотя после Лизы в его жизни, наверняка, был целый легион женщин, и все-таки ей хотелось как-то напомнить о той их встрече, 7 лет назад, может, это было честнее, хотя говорить о честности ей не приходилось — ведь Лиза не собиралась признаваться в том, что она и Кейко — один человек.
— Ладно, Лиза, не жеманьтесь, — настаивал Алексей.
— Я закончила Плеханова, училась в аспирантуре и работала в «Брокер-инвесте», — начала Лиза.
— Я был клиентом «Брокер-инвеста», — перебил ее Алексей, Лиза затаила дыхание в ожидании, что он ее вспомнит, но мужчина лишь заинтересованно молчал, что она могла сказать: Да, я тоже помню! А не помните, как переспали со мной в канун Нового года?
— Мы анализировали перспективы вложения средств клиента в luxury-бизнес, я-то, конечно, изучала финансовые аспекты, но потом меня безумно все это увлекло. Мне казалось, здорово видеть бизнес, серьезный бизнес там, где другие видят только не всегда разумную трату денег, ну и что греха таить: у меня всегда была неуемная страсть к нарядам, — Лиза притворно потупилась. — В общем, постепенно, индексы, котировки и финансовый анализ отошли на второй план, я хотела перейти в luxury в роли финансового консультанта, но открывалась «Весна» и мне предложили совершенно безумную идею выбрать для них небольшую часть коллекции в компании с приглашенным итальянским баером, вот так я и пропала, — улыбнулась Лиза. То, о чем говорила, не было ложью, скорее полуправдой, ее официальной версией о бегстве из финансового консалтинга.
— Ну, теперь понятно, кого надо благодарить за отличные туфли и галстуки, — заметил Алексей, а потом подумал, знает ли Лиза, что он покупает «Весну» и, скорее всего, никакого luxury в ней больше не будет — его все больше захватывала идея строительства пятизвездочного отеля или высоклассного бизнес-центра на месте старого особняка.
Потом были еще какие-то разговоры, о музыке, фильмах, любимых местах, в общем, почти как на первом свидании. Играл рояль, а по лизиной коже бежали мурашки, и эти ее мурашки почему-то ужасно возбуждали Алексея. Они вышли из ресторана в холодную осеннюю ночь, резкий порыв ветра сорвал с деревьев пожелтевшие листья, те закружились в воздухе, и один из них, упав, запутался в лизиных волосах, Алексей протянул руку и вынул его, коснувшись нежной кожи на ее виске, некстати подумал, что в Японии сейчас момидзигари — время любования алыми листьями кленов. Впервые приехав в Токио, он был поражен, что в прогнозах погоды в первую очередь говорят не о температуре и осадках, а о том, когда появятся первые заалевшие листья кленов, а через несколько лет и сам, поддавшись всеобщей истерии, почти выбегал из офисного небоскреба, чтобы воочию убедиться, не началось ли момидзигари. В прошлом сентябре Саюри позвонила ему с радостными криками о том, что в поместье ее отца появились первые алые листья, он бросил все дела, отменил пару встреч и помчался к ней, а потом они долго гуляли, любуясь буйству багряных красок, сидели в беседке, он нежно ее целовал, а целомудренная, но вдруг осмелевшая Саюри, своими маленькими ручками гладила его спину, забравшись под рубашку.
— Qui frappe a ma porte?
— C’est moi, un feulle morte,
(-Кто стучится в мою дверь?
— Это я, опавший листик) — продекламировала Лиза, — Когда я вижу опавшие листья, то всегда вспоминаю этот детский стишок, а еще удивительную осень в Канаде — многоцветье, которому нет равных.
Алексей был благодарен девушке за эти слова, которые хоть немного стряхнули с него наваждение прошлого — думать о Канаде, располагавшейся прямо в противоположной части земного шара, чем Япония, было более чем безопасно.
Вчерашний день казался сном, увлекательным, нежным и немного волнительным — Лиза даже предположить не могла, что не только концерт, но и последовавший за ним вечер с Алексеем произведут на нее такое впечатление — мужчина больше не вызвал в ней злость или обиду, все это прошло, как-то быстро и незаметно, осталась только радость от здесь и сейчас. Был момент, когда Корнилов отгородился от нее стеной равнодушия и даже отчаяния, когда Лиза спросила, а что он сам думает о браке, и позже — на выходе из ресторана, когда она заговорила об опавших листьях, в остальном же Алексей являл собой пример остроумного, эрудированного собеседника, смотревшего на нее с явным мужским интересом. Лиза, не то, что обделенная мужским вниманием, скорее, сама себя обделившая им, курортные романы не в счет, да и когда был последний из них? — наслаждалась каждой минутой общения с Корниловым и всеми силами отодвигала от себя мысли о том, что завтра вновь встретится с ним, только вот он об этой встрече никогда не узнает. Самый трудный момент вчерашнего дня произошел, когда они уже доехали до лизиного дома, прощаясь с ней, Алексей спросил: