Глава 6
Над островом Литтл Гаверноз висел плотный туман. Из темноты, с Ист-Ривер, мрачно прогудел буксир. До Манхэттена по темной ледяной воде меньше мили, но городские огни не в силах были прорвать толстое туманное одеяло.
Д'Агоста мрачно смотрел вперед с переднего пассажирского сиденья, держась за дверную ручку, а служебный автомобиль Лауры Хейворд подпрыгивал и качался на неровной однополосной дороге. Передние фары рассеивали тьму, освещая путь и выстроившиеся по обе стороны голые каштаны.
– Кажется, одну рытвину ты пропустила, – сказал он.
– Не надо печалиться. Скажи лучше: ты объявил Синглтону, что у твоей мамы рак?
Д'Агоста вздохнул.
– Это была первая вещь, что пришла мне в голову.
– О господи, Винни. Ведь мать Синглтона умерла от рака. И знаешь что? На работе он ни дня не пропустил. Похороны назначил на воскресенье. Все знают об этой истории.
– А я не знал.
Д'Агоста поморщился, вспоминая, что сказал капитану в то утро. «Вы знаете, как это бывает. Меня нельзя назвать примерным сыном. Я просто чувствую, что должен быть сейчас рядом с ней... как и положено сыну». Лучше не скажешь, Винни.
– И я все еще не могу поверить, что ты берешь отпуск для того, чтобы изловить брата Пендергаста, и все из-за этого письма. Не пойми меня неправильно: никто не уважал Пендергаста больше меня. Он был самым блестящим офицером из всех, кого я встречала. Но у него была фатальная слабость, Винни, и ты знаешь, в чем она заключалась. Он не уважал законов. Он считал, что стоит выше всех нас, связанных правилами и обязательствами. И я не хочу, чтобы ты пошел по тому же пути.
– Я по этому пути идти не собираюсь.
– Поиск брата Пендергаста выходит за рамки закона. Это даже не смешно. Я имею в виду твой план – найти Диогена.
Д'Агоста не ответил. До плана было еще далеко.
Автомобиль содрогнулся: передняя левая шина попала в яму.
– Ты уверен, что мы едем правильно? – спросила она. – Не могу поверить, что там есть больница.
– Мы едем правильно.
Впереди проступили смутные очертания. По мере приближения автомобиля эти тени превратились в кованую металлическую ограду с острыми наконечниками. Основанием для ограды служила десятифутовая стена, выложенная из кирпича, поросшего мхом. Седан остановился возле старинной сторожки перед закрытыми воротами. На воротах табличка: «Больница Маунт Мерси для душевнобольных преступников».
Появился охранник с фонариком в руке. Д'Агоста перегнулся через Хейворд, показал значок.
– Лейтенант Д'Агоста. У меня договоренность о встрече с доктором Остромом.
Человек вернулся в сторожку, проверил отпечатанный список. Мгновение спустя ворота медленно, со скрипом отворились. Хейворд выехала на мощеную дорожку к дряхлому строению, его башни наполовину скрывал туман. Д'Агоста разглядел на черном фоне ряды обломанных зубцов.
– О господи! – сказала Хейворд, глядя в ветровое стекло. – Неужто здесь находится двоюродная бабушка Пендергаста?
Д'Агоста кивнул.
– Очевидно, это место предназначалось для миллионеров, больных туберкулезом. Теперь здесь находятся преступники, которых не посадили в тюрьму в связи с их невменяемым состоянием.
– Что именно она совершила?
– Констанция сказала, что она отравила всю семью.
Хейворд вскинула на него глаза.
– Собственную семью?
– Мать, отца, мужа, брата и двух детей. Она решила, что они одержимы дьяволом. Или, возможно, в них вошли души солдат-янки, застреленных ее отцом. Трудно сказать. Как бы то ни было, постарайся держаться от нее подальше. У нее талант по части приобретения бритвенных лезвий, которые она прячет в своей одежде. В последние двенадцать месяцев к ней приставили двух санитаров.
– Не слабо.
В здании больницы Маунт Мерси пахло медицинским спиртом и влажным камнем. Под грязноватой краской Д'Агоста все еще различал остатки красивого здания с резными деревянными потолками, панелями на стенах, мраморными – сейчас сильно изношенными – полами.
Доктор Остром поджидал их в специальном помещении для свиданий с пациентами на втором этаже. Это был высокий мужчина в безупречно белом халате. Даже не начав говорить, он производил впечатление человека, которому предстоят куда более важные дела, чем незапланированная беседа. Оглядев комнату, Д'Агоста заметил, что в этом не загруженном мебелью помещении все – стол, пластиковые стулья, бытовая техника – было либо привинчено к полу, либо упрятано под стальную сетку.
Д'Агоста представил Острому себя и Хейворд. Врач вежливо кивнул, но пожимать им руки не стал.
– Вы пришли повидать Корнелию Пендергаст, – сказал он.
– По просьбе ее двоюродного внука.
– И вам известны... гм, специальные требования, необходимые для такого визита?
– Да.
– Держитесь от нее подальше. Не делайте неожиданных движений. Ни в коем случае не притрагивайтесь к ней и не позволяйте ей прикасаться к вам. Вам разрешается провести рядом с ней несколько минут, не больше, иначе она возбудится. Это чрезвычайно важно – она ни в коем случае не должна волноваться. Если я замечу такие признаки, вынужден буду немедленно прекратить свидание.
– Понимаю.
– Она не любит принимать незнакомцев и может не захотеть говорить с вами. В этом случае я не смогу ее заставить. Даже если бы у вас был приказ...
– Скажите ей, что я Амбергрис Пендергаст. Ее брат.
Это имя предложила ему Констанция Грин.
Доктор Остром нахмурился.
– Я не одобряю обмана, лейтенант.
– Тогда не называйте это обманом. Называйте ложью во имя спасения. Это очень важно, доктор. На карту поставлены многие жизни.
Доктор Остром, казалось, обдумывал его слова. Затем быстро кивнул, повернулся и вышел в другую дверь, тяжелую и стальную.
Несколько минут все было тихо. Затем – казалось, с большого расстояния – послышался скандальный голос пожилой женщины. Д'Агоста и Хейворд переглянулись.
Голос звучал все громче. Затем стальная дверь распахнулась, и в кабинете появилась Корнелия Пендергаст.
Вкатили ее на инвалидной коляске, обитой толстой черной резиной. Сморщенные руки дама держала на маленькой подушечке, лежавшей на коленях. Коляску толкал сам Остром. Позади, в бронежилетах, шли два санитара. Корнелия была одета в длинное старомодное платье из черной тафты. Крошечная старушка с тоненькими, словно палочки, руками, лицо спрятано под черной траурной вуалью. Д'Агосте казалось немыслимым, что это хрупкое существо недавно порезало двух санитаров. Коляска остановилась, и поток ругательств прекратился.
– Поднимите вуаль, – скомандовала она.
Ее южный выговор отличался аристократичностью, модуляции – почти британские.
Один из санитаров подошел – не слишком близко – и осторожно снял с нее вуаль затянутой в перчатку рукой. Бессознательно Д'Агоста подался вперед, с любопытством вгляделся.
Корнелия Пендергаст тоже смотрела на него во все глаза. Личико хищное, кошачье, глаза – бледно-голубые. Испещренная пигментными пятнами кожа, как ни странно, не потеряла молодой блеск. Сердце Д'Агосты сильно забилось. В ее внимательном взгляде, очертаниях скул и подбородка он вдруг увидел сходство с исчезнувшим другом. Сходство было бы еще заметнее, если бы не читавшееся в глазах безумие.
На мгновение в комнате стало абсолютно тихо. Корнелия не отрывала от него глаз, и Д'Агоста испугался, что она уличит его во лжи.
Однако она улыбнулась.
– Дорогой брат. Как любезно с твоей стороны приехать ради меня издалека. Тебя, противный братец, так долго не было. Да нет, я тебя, конечно же, не виню, просто здесь, на севере, я еле уживаюсь с варварами-янки. – Корнелия хохотнула.
«О'кей», – мысленно произнес Д'Агоста. Констанция рассказывала ему, что Корнелия живет в выдуманном мире, верит в то, что находится в одном из двух мест: то ли в Рейвенскрай, имении мужа, расположенном к северу от Нью-Йорка, то ли в старом особняке семейства Пендергаста в Новом Орлеане. Сегодня, очевидно, она пребывала в Рейвенскрай.