— Думаю, около двух недель.
Блин, вот теперь не выходит скрыть грусти и разочарования.
— Я оставлю парней. Они будут возить тебя везде, после работы домой забирать.
— И давать тебе отчёт? — усмехаюсь.
— В этом есть необходимость? — испытующе смотрит Словецкий в мои глаза.
— Ты прекрасно знаешь, что нет, — выхожу из-за стола, утыкаясь взглядом в окно. — Даже такие мысли и слова мне не очень приятны, Марк. Твои постоянные подозрения.
— Я предупреждал, что я ревнивый.
— Да, предупреждал, — от хорошего настроения не осталось и следа. — А мои где гарантии?
— Что? — непонимающе смотрит Словецкий, когда я поворачиваюсь к нему.
— Где мои гарантии, что ты точно едешь в командировку? Что там у тебя никого нет? Я ведь не могу следить за тобой.
— У меня никого, кроме тебя нет, — жёстко сообщает Словецкий.
— Не поверишь, у меня тоже! Только этого, видимо, недостаточно?
— Дана, ты затеяла скандал на ровном месте. Давай не будем портить день друг другу.
— Серьёзно? На ровном месте?
— Если тебе нечего скрывать, то в чём проблема?
— Ты, правда, не понимаешь? Во всём. В том, что ты мне тупо не веришь. Это обидно, Марк. По-твоему мнению, я двадцать лет не спала ни с кем даже, чтобы при первом твоём отъезде побежать трахаться со всеми? — от моих резких высказываний Словецкий морщится, а я чувствую, как в глазах собираются непрошенные слёзки.
— Чтоб я больше такого даже не слышал, — встаёт и идёт ко мне. — Я убью любого, кто посмотрит откровеннее положеного. Рёбра все пересчитаю, если кто-то ручонки потянет.
— М-м-м. А со мной что будет? Это же, наверное, я виновата буду.
— Дан, я… — Марк закрывает глаза, и тяжело вздыхает.
Я вижу борьбу в нём, хоть и не понимаю её природы. Он сжимает кулаки, не подходя ближе. И я понимаю, что он просто-напросто боится, что я уйду от него к кому-то и ничего сделать с этим не может. Делаю шаг к нему, слушая ухом частое биение сердца, а руки складываю на талии.
— Марк, ладно. Пусть будет так, если тебе так угодно. Но никого, кроме тебя, у меня нет, и мне не надо.
Я чувствую, как он всё ещё напряжён, но чувствую его руки на талии. Вжимает меня, как можно крепче, целует в волосы.
— Прости, — глухо и тихо говорит. — Я не прав.
— Всё хорошо, — всё же пара слезинок скатываются с моих глаз, и приземляются на его голую кожу, на что мужчина моментально реагирует, заглядывая в моё лицо.
— Нет, малышка, не плачь, — начинает целовать глаза, нос, щёки, губы. — Я не буду следить. Я верю тебе. Просто я — идиот.
— Да всё нормально, — отмахиваюсь я. — Ты прав, мне нечего скрывать. Следи на здоровье.
— Прости, прости, прости, прости, — он всё также целует меня, а мне остаётся ловить ласки мужчины.
— Простила, простила, простила, — смеюсь я, находя его губы.
Марк понимает без слов, утаскивая меня в комнату, где неистово любит.
Я видела, что он борется с самим собой. Да, я вполне могла бы оскорбиться и даже прогнать его, но мне не хотелось. Ломать себя было неприятно, но я решила думать, что это небольшая уступка, а со временем мы просто проработаем этот момент.
— Кем были твои родители? — спрашивает Марк, пока я удобно лежу на его груди.
— Нет, пожалуйста, давай не об этом, — я не всегда была готова делиться этой темой. Их любовь и память о них я очень трепетно и бережно хранила внутри. — Расскажи о своих.
— Мама — учитель. Отец — строитель. Думаю, что всё же это было в крови.
— А где они живут?
— Я купил им дом в Подмосковье. Мама всю жизнь мечтала об огороде, о шикарном доме. Я тебя с ними как-нибудь познакомлю, — обещает Марк. — Ты им точно понравишься.
Губы трогает лёгкая улыбка. Кажется, болезненные струны души всё же задеты. Мне не у кого было спросить совета, я не могла попить чай с мамой на кухне, опереться на папино плечо и выслушать бабушкину мудрость.
— Надо собираться, Марк, — желание вести светские беседы напрочь отпало.
— Ты обижаешься? — заглядывает в лицо, садясь на кровати.
— Нет, просто настроения нет.
Одеваюсь я просто, и макияж тоже делаю не вычурный. Марк следит за мной взглядом, но не трогает. Вечер проходит спокойно, но я хочу домой, как можно быстрее. Было бы здорово остаться одной, но Словецкий итак днём улетает, поэтому гнать его сейчас было бы некрасиво. Мы с Марком проводим ночь у него, а с утра я провожаю его.
— Пообещай, что будешь скучать, — улыбаюсь, стоя на цыпочках и целуя коротко в губы.
— Я уже, малышка. Раньше любил командировки — смена обстановки и окружения. Сейчас же терпеть их не могу.