— Садись.
— А можно я с таким твоим настроением не буду дел иметь?
— А я должен был салют заказать по случаю того, что ты про ресторанам с мужиками танцуешь?
Обида глухо отзывается внутри, но я держусь. Молча сажусь в машину. Молча пристёгиваюсь, а у клуба молча выхожу и иду одна. Не знаю, что там делает Марк, но я до безумия зла. Быстро переодеваюсь, выходя на репетицию.
— Дана, привет, — кричит мне Максим, а я машу ему.
Даже не смотрю в сторону Словецкого. С дикой злостью, подогреваемой одним единственным коктейлем я идеально выполняю все трюки, а в гримёрке девочки говорят мне, что от меня летят искры, и сегодня я особенно шикарна. Нельзя злить женщину.
Мы выступаем, и в самый последний момент я немного меняю свою собственную программу, которая никак не влияет на сам номер, но смотрится эффектнее. Вижу ошалевшие глаза Максима, и тёмно-синие Марка, горящие адским пламенем где-то глубоко внутри.
— Ты пиздец сумасшедшая, — орёт Макс, когда я переодетая выхожу, чтобы ехать домой.
— Спасибо, я рада, что всем понравилось.
Злость отпустила меня, и сейчас я даже отдалённо могла понять Марка. Но не обязательно было так реагировать воротить от меня нос.
Словецкий ждёт в машине и даже не смотрит в мою сторону. Не спрашиваю куда мы едем, ровно как и не знаю, где мой телефон. Просто плыву по течению.
Марк тормозит у своей квартиры. Эта тишина порядком надоела, но, кажется, он копил слова, а сейчас мне всё выдаст. Ненадолго задерживаюсь на улице, делая глубокие вдохи.
В квартире я жду разбора полётов, но Марк просто уходит на балкон. Подумав пару секунд, я иду следом. Ну не спать же мне ложиться, в самом деле. Словецкий курит.
— Марк, — уже полностью успокоившись, зову.
— Уйди, я еле сдерживаю себя, — сжимает руки в кулаки, затушив сигарету о пепельницу.
— Так не сдерживай. Я всё равно никуда не уйду.
И в этот момент он яростно притягивает меня, крепко сжимая в своих объятиях. Его пальцы больно давят на талию. Тяжело дышит, словно зверь, загнанный в клетку.
— Я запру тебя. Ты вообще никуда без меня не выйдешь.
— Запри, — тихо шепчу я. Нет, конечно, я не хотела этого. Но сейчас я была готова на всё, что он скажет, лишь бы он успокоился и понял, что я никуда и не собираюсь. И уж тем более я совсем не собираюсь ему изменять. Для меня это было невозможно ни в одной из вселенных, но донести эту мысль до него я пока не могла.
Он сжимает меня ещё сильнее, утыкаясь носом в шею. Глажу его по волосам, плавно переходя на шею, едва задевая острыми ноготками.
— Это ненормально, — глухо произносит мужчина. — Ты не должна это терпеть.
— А я и не терплю, я привыкла к тебе.
— Привыкла? — отрывается, заглядывая в глаза изучающе, словно я — Колумб, и минуту назад открыла Америку.
— Не совсем точно выразилась. Я люблю тебя. Не только хорошее, но и вот это "ненормально", как ты выразился. Думаю, со временем мы преодолеем все трудности.
Марк широко распахивает глаза. Я призналась ему первая, несмотря на то, что до этого активнее был он.
— Какого чёрта ты делала в этом ресторане? — шипит сквозь зубы.
— Мы просто с группой развеялись. Я же не знала, что ты приедешь. Иначе ждала бы тебя дома.
— А какого хрена ты танцевала с этим уродом?
— Он не урод, — смеюсь я. — Он всего лишь мой одногруппник, у которого, кстати, есть жена, и дочка недавно родилась. Мы просто все устали и решили по-дружески погулять. Ты что, никогда не был студентом? К чему такая реакция? Я скучала по тебе, ждала тебя.
Я вижу, как в нём борятся всевозможные чувства, а он не может с ними совладать. Сейчас он уже не держит меня, и я делаю шаг назад:
— Ладно, хочешь, я уйду?
Но Словецкий рычит, снова тянет меня в свои объятия и яростно целует. Толкает меня к стене, а руки ставит по бокам на уровне лица. В перерывах между поцелуями мужчина рычит:
— Ты моя. Никому тебя не отдам. Всегда будешь только моей.
А я согласна с каждым словом, в принципе. Отвечаю на такие собственнические поцелуи, поглаживая его руки, грудь, плавно спускаясь ниже. Начинаю расстёгивать рубашку, а Марк тащит меня в комнату. Срывает одежду, причём трусики рвёт в прямом смысле, кусает шею, оставляя засосы, присасывается к груди, затем спускается ниже и ниже. Сжимает покрывало в кулаках.
— Может лучше меня потрогаешь? — часто дыша, хрипло говорю Словецкому.
— Боюсь синяки оставить.
— Пожалуйста, — сдавленно прошу, и Словецкий исполняет просьбу.
Впивается руками в талию, сжимая до боли, и резко входит, от чего у меня перехватывает дыхание.