— Нет, я никуда не поеду, пока тебя полностью не обследуют.
— Ладно, — сдаётся Словецкий. — Ты со мной едешь.
Дорога до больницы занимает минут десять. Я не выпускаю руки Марка, пока его не уводят на снимки и прочее. Сама до сих пор не могу успокоиться, и медсестра даёт мне успокоительное. Жду Марка около часа.
— В целом, всё в порядке. Ушибы, гематомы, нижнее ребро подломано, но это ещё повезло, что не проткнуло органы. Тогда было бы страшно. Мази и лекарства я вам выписал, всё здесь.
— Спасибо, — дрожащим голосом говорю, пока Марк не сводит с меня глаз. — Домой?
— Домой, — довольно улыбается, будто не в аварию попал, а выиграл триллион долларов.
Снаружи нас уже ждёт машина с водителем. Марк аккуратно садится, и я прыгаю рядом. Сажусь чуть поодаль, чтобы не причинить боль, но Словецкий тянет меня в объятия, и я не сопротивляюсь. До дома едем в тишине. Лишь Марк чмокает меня в волосы, а я всё ещё пытаюсь переварить. По пути заезжаем в аптеку, где берём все необходимое.
— Давай помогу, — говорю Марку, помогая снять рубашку и осматривая синяки. Они были почти везде, и как же я благодарила Бога, что он так легко отделался.
Стараюсь сдержать слёзы, достаю шприц, чтобы поставить обезболивающий укол. Я умела их ставить, так как сама спортсменка, но руки неистово трясутся, и это замечает Марк, внимательно следивший за мной.
— Тише, девочка моя, — он забирает у меня из рук шприц и кладёт на стол. — Всё хорошо, слышишь? Я жив и всё хорошо.
И плотину прорывает. Я начинаю рыдать, делая шаг в его объятия.
— Я чуть с ума не сошла, пока доехала, — сквозь собственный вой пытаюсь сказать. — Увидела машину в новостях.
— Тише, моя хорошая, девочка моя, родная, правда, всё хорошо. Переставай, сердце кровью обливается.
Марк крепко прижимает меня к себе, и я ощущаю дикую потребность поцеловать его, чтобы убедиться на всех уровнях. Словецкий мигом отвечает, подсаживая меня на стол и срывая с меня футболку.
— Стой, укол, — начинаю я.
— Потом, — возвращается к моим губам.
Мы как два изголодавшихся зверя. Как я могла подумать, что смогу без него? Отвечаю на ласки, сама не скупясь. Нежно и аккуратно глажу по гематомам, целую синячки и обнимаю самые сильные в мире руки. Откуда берётся это второе дыхание — непонятно, но вскоре мы заканчиваем, и я, кажется, успокаиваюсь. Отличное лекарство, ничего не скажешь.
— Как я люблю тебя, — в шею говорит мне Марк. — Давай поговорим теперь, пожалуйста.
— Сначала укол. Потом душ. Потом поговорим, — соглашаюсь я.
Взяв себя в руки, всё же ввожу лекарство. Вместе идём в душ, и я помогаю Марку, который теперь от боли стискивал зубы. Видимо, последние силы он потратил на меня, а укол еще не подействовал.
Укладываю его на кровать, принося все мази, принимаюсь нежно и аккуратно наносить их на тело.
— Не больно?
— В этом случае я готов терпеть, — лыбится Словецкий.
— Не смешно, я чуть с ума не сошла, Марк.
— Ты простила меня?
— Есть смысл? Это повторяется из раза в раз. Как мне ещё тебе сказать, что я люблю только тебя и никто мне не нужен.
— Я пытаюсь, Дана, правда.
— Страдают левые люди, Марк.
— Я не знаю, что с этим делать. Я ведь верю тебе, но всё равно боюсь, что тебя отнимут. Хоть кто отнимет.
— Да ты сам всё делаешь, чтобы я ушла. Я чувствую себя последней шлюхой. Мне настолько не верят, что…
— Никогда не говори этого, — хмурится Марк. — Не считаю тебя такой.
— Тогда прекрати, Марк. Я, правда, не могу так больше. Я — не твоя жена, я не предам тебя. Я люблю тебя со всеми потрохами, даже с этой ревностью, но не когда от неё страдают другие. Я вот всё в тебе люблю. Твою серьёзность, твой мальчишеский настрой, когда ты уставший приходишь домой, когда включаешь начальника. Как улыбаешься, злишься, смеёшься. Твою доброту, заскоки, просто каждый твой вдох. Я… Я, правда, не знаю, как это выражать уже, родной. Какие слова тебе говорить, как себя вести. Я ищу причины в себе.
— Прости, — он лыбится во все тридцать два, хотя должен испытывать вину.
— Да, возможно, я не умею это выражать так, как ты постоянно это делаешь, но я просто вот такой человек. Завтра меня обнимет одноклассник, и что? Почки ему отобьёшь? Ты можешь хотя бы со мной поговорить, прежде чем с кулаками лезть?
— Я буду, — тянется ко мне.
— Ты меня слушаешь?
— Да, это я готов слушать вечность, моя девочка.
Он так смотрит, что у меня всё внутри замирает. Кажется, я не умею так, и в этом моя проблема.
— Марк, серьёзно, ещё один раз, и это будет всё. Услышь меня сейчас.