Выбрать главу

— Ну и какими же ресурсами вы располагаете, кроме своих танцулек? — высокомерно спрашивает противная тётка.

— Помимо профессионального подхода в танцевальном искусстве Даная Сергеевна ещё планирует обсудить со мной возможность благотворительного финансирования. Был бы очень признателен, если бы вы не относились так пренебрежительно к людям, которые стараются сделать всё возможное, чтобы дети не чувствовали себя абсолютно никому не нужными.

— А вы, простите, кто?

— Прощаю. Я — Словецкий Марк Алексеевич. Быть может, слышали?

И эта Алия сразу смекает что к чему.

— Конечно, слышала, Марк Алексеевич. Что ж, буду рада обсудить финансирование.

И уходит, разворачиваясь на каблуках.

— Спасибо, Марк, — выдыхаю я расстроенно.

— Малыш, нет, не расстраивайся, — ведёт меня за руку к машине, попутно набирая номер.

— Да, привет. Можешь проверить директора детского дома № 12. Личный. Да, буду ждать, спасибо.

— Ты что сейчас сделал? — пристёгиваясь, спрашиваю.

— Пусть проверят её на честность.

— Да зачем, Марк…

— Затем.

Справедливо.

— Ты что, правда, хочешь заняться благотворительностью?

— Да, почему нет? Мы занимаемся, но в другие направления. Как-то я никогда не задумывался о детских домах. Заряжу бухгалтерию, всю свою команду.

— Спасибо, — тихо говорю, глядя перед собой.

— Это тебе спасибо.

— За что? — удивлённо спрашиваю.

— За то что каждый день ты возвращаешь мне веру в людей. Ты так отдаёшься этим ребятишкам, хотя они абсолютно чужие. Я думаю, ты будешь прекрасной матерью.

— Правда? — что-то я сегодня какая-то слишком ранимая и эмоциональная.

— Да.

— А ты… ты бы хотел детей? — какой красивый маникюр. Смотрела бы на него и смотрела, пока мы стоим в этой чёртовой пробке. Но Марк берёт мою руку в свою, целуя пальцы.

— А куда делась моя смелая девочка? Чего глаза прячешь? — слышу смешинки в его голосе, и поднимаю взгляд. — Конечно, хочу. Мне ведь уже тридцать два.

— Всё время забываю, что тебе скоро на пенсию.

— Вот ты получишь у меня, — смеётся Словецкий. — Я понимаю, что ты, наверное, сейчас о детях не думаешь. Учёба, карьера, все дела. Я готов ждать.

Но я думала. Представляла иногда. Мечтала.

— Ты со мной что ли их хочешь? — деланно удивляюсь, на что Марк смотрит на меня осуждающе.

— А ты?

— Надо подумать, — изображаю муки выбора.

— Нет, ты точно нарываешься.

— Словецкий, конечно, я не планировала детей в ближайшее время. Но от тебя грех не родить, — смеюсь.

— А если серьёзно. Если бы забеременела сейчас, что бы делала?

— Рожала, конечно, — пожимаю плечами. — Я люблю детей. И, конечно, если я не вижу никого, кроме тебя рядом с собой, то и отцом своих детей никого другого видеть не хочу.

Марк улыбается. Кажется, ответом доволен, а мы как раз подъезжаем к дому. Уже в квартире он мне говорит:

— Я разговаривал с Леоном после того случая, Дана.

Он мне рассказал.

Я сразу понимаю о чём речь.

— Ты прости, что влез туда, куда ты не хотела меня пускать.

Чувствую, как слёзы каким-то водопадом льют. Чувствую сильные руки Марка на спине. Сначала пытаюсь вырваться, чтобы сбежать и переживать всё в одиночестве, но Словецкий не пускает. И тогда план Б. Рыдать на его груди.

— Зачем? Зачем ты мне напомнил?

— Хочу наказать его.

— Нет, нет, нет, — судорожно качаю головой. — Я ничего не хочу даже слышать о нём. Пусть он живёт, как знает. Сверху всё видят, его и без меня настигнет…

— Девочка моя, — гладит по спине, пока меня накрывает флешбеками.

Лучший друг отца. Валентин. Валечка, как всегда его называла ласково мама. Он ждал, пока мне исполнится восемнадцать, и я вступлю в права наследства. А потом избивал меня до полусмерти, чтобы я переписала на него родительский бизнес и земли. А потом уничтожил всё, чтобы создать что-то своё. Просил благодарить, что хотя бы квартиру не тронул.

— Прости, я не хотел тебя до истерики доводить, моя девочка, тебя больше никто не тронет, слышишь? Я никому не позволю тебя обидеть.

Слабость мгновенно накрывает меня, и я полностью упираюсь в Марка.

— Я… я не не хотела тебя пускать, я просто не могла…

— Всё, не говори, я понял, — просит Марк, чмокая везде. — Блять, что я за дурак.

Он говорит это так рассерженно, что я мгновенно начинаю хохотать.

— Ты чего? — испуганно смотрит, но я ничего не могу объяснить, заливаясь диким хохотом.