— Как прошло путешествие? — спросила мисс Олдридж.
— Надеюсь, чрезвычайно приятно, — подхватила мисс Элизабет.
— Дай ребенку ответить, — упрекнула ее сестра.
Когда они ввели меня в здание школы, обе мисс засыпали меня вопросами.
— Ты умеешь играть на фортепьяно?
— А петь?
— Танцевать кадриль?
Мы прошли вестибюль, и в глубине здания коридоры оказались узкими, а комнаты — вовсе не такими роскошными, как можно было подумать, глядя на школу снаружи. За ее классическим фасадом таился лабиринт унылых, скудно обставленных комнат. За чаем, который подали в крошечную гостиную, сестры Олдридж кратко описали, чему учат в их школе.
— Мы прививаем нашим воспитанницам качества юных леди, — объявила мисс Элизабет.
— Стараемся развить их ум, — добавила мисс Олдридж.
— Не чрезмерно.
— Конечно же, нет, — согласилась сестра.
Они обе залились румянцем, как будто сказали лишнее.
— И как твой французский? — поинтересовалась одна.
— Et ton Français? — поправила другая.
Старшая мисс Олдридж нахмурилась:
— Сестра, у нас тут не соревнование.
Мисс Элизабет скорчила обиженную мину, но тут же воспрянула духом:
— Умеешь ли ты вышивать гладью, елочкой, тамбуром? А ткать гобелены? Кружева? Как насчет умения штопать и ставить заплатки?
Я не успела ответить, потому что вмешалась мисс Олдридж:
— Ну-ка, встань.
Я неохотно поднялась. Сестры по очереди обошли меня по кругу.
— Конечно, тут еще может выйти толк, — изрекла старшая, внимательно меня разглядывая.
Мисс Элизабет с выражением сомнения на лице положила ладони мне на талию. В сущности, талии не было — в свои неполных двенадцать лет телом я оставалась пухлая, как маленький ребенок.
— Может быть, еще не поздно.
— Ох, боже мой, — вздохнула вторая. — Я понимаю, о чем ты.
На следующее утро я «познакомилась» с первым в своей жизни корсетом. Он возлежал на скамье в бельевой — устрашающего вида сооружение из грубого полотна и китового уса, со вшитой спереди деревянной дощечкой.
— Не знаю, о чем они там думали, в Шотландии, — проговорила мисс Элизабет. — Тебе с восьми лет уже надо было носить корсет.
Когда измерили мою талию, мисс Олдридж и хозяйка бельевой пришли в смятение.
— А ведь ей всего-навсего одиннадцать! — воскликнула хозяйка — дородная краснолицая женщина лет под пятьдесят.
— Я тут, — напомнила я. — Я слышу каждое слово.
— Тише, детка! — осадила мисс Олдридж. — Она попала к нам очень вовремя: еще немного — и было бы поздно.
Хозяйка подняла мои руки вверх, а ее помощница надела на меня корсет. Я поглядела на него, затем на собственную талию.
— Корсет слишком маленький, нужен побольше, — объявила хозяйка с полной уверенностью. — Этот никак не подойдет.
Я держалась за дверь, а девушка упиралась ногой мне в спину и затягивала шнуровку. Ребра заныли. Вскоре я уже едва могла вздохнуть.
— Туже, еще туже! — командовала мисс Олдридж.
Косточки впивались в бока. Я зашмыгала носом, затем откровенно заплакала. Девушка рывками затягивала шнуровку. Каждые несколько минут мою новую талию измеряли. Дважды шнуровка лопалась, и приходилось брать новый корсет.
— Двадцать два.
— Двадцать.
— Восемнадцать.
Когда стало семнадцать дюймов, показалось, будто меня распилили надвое. При каждом вздохе ребра пронзала боль, словно они были сломаны. Я не могла ни нагнуться, ни сесть; я вообще едва могла шевельнуться и чувствовала себя полумертвой. Не обращая внимания на бегущие по моим щекам слезы, помощница хозяйки бельевой повернула меня к зеркалу. Обе женщины отступили в сторону, с гордостью улыбаясь.
Увидев свое отражение, я мигом вытерла слезы. Утрата семи дюймов сказалась чудесным образом: я приобрела новую, женскую, фигуру. Я ладонями измерила свою новую тонкую талию, затем повернулась раз, другой. Нижние юбки закружились в воздухе, я засияла от восторга. Вот с такими формами уже можно себе представить, какова жизнь настоящей леди.
Из бельевой я очень осторожно направилась назад в спальню. А там обнаружила свой собственный чемодан на постели, раскрытый, а мои унылые потрепанные вещички были раскиданы на одеяле. Хорошенькая темноволосая девочка подняла от них взгляд, когда я вошла в комнату. Ее волосы были уложены красивыми локонами, шелковое платье было нежного лимонного цвета.