Первый срок, отведенный на ожидание в кабинете, подходил к концу.
Выйдя из кромешной темноты подземных этажей, Малин зажмурила глаза, привыкая к свету. Сквозь прозрачные стены в зал проникал свет от фонарей снаружи, и тени метались по кораблю и стендам. Звуки, которые внизу были слышны не так громко, внезапно обрушились на нее — удары ветра, словно пытавшегося ворваться в здание снаружи, дробный перестук крупного града. Малин посмотрела в окно: повсюду плясали белые столбы снежных завихрений, то и дело натыкаясь на деревья парка. Вот откуда эти мечущиеся тени! Дождь, град, снег — и все за один октябрьский день. Кроме скрипа и завываний, доносившихся снаружи, ей послышался еще какой-то звук, вернее, это был не звук, а вибрация, которая происходила откуда-то изнутри музея.
Стараясь двигаться бесшумно — хотя это, пожалуй, была излишняя предосторожность: под натиском ветра стены трещали и стонали так, что на этом фоне все остальные звуки были неразличимы — они с Йеном миновали темную витрину магазина с сувенирами и подошли к лестнице. На лестнице странный вибрирующий гул, шедший неизвестно откуда, усилился — его не могла заглушить даже буря.
Вот и предпоследний ярус. Юхан и Симон стояли на площадке, оживленно обсуждая что-то между собой. Увидев Малин и Йена, Симон обратился к ним:
— Наконец-то. Представьте себе, этому молодому человеку пришло в голову, что к взрыву “Кронана” в июне тысяча шестьсот семьдесят шестого года имеют отношение пушки, поднятые с “Васы”! — Видя непонимающее лицо Малин, он счел нужным пояснить: — “Кронан” — еще одна крупная неудача нашего королевского флота. Он взорвался во время сражения с датско-голландской флотилией, тогда погибло восемьсот человек. И пушки, которые в тысяча шестьсот шестьдесят шестом году немцы в водолазном колоколе подняли с затонувшего “Васы”, на нем действительно были — это выяснилось совсем недавно, где-то в середине восьмидесятых. Но дорогой мой! — Теперь Симон обращался только к Юхану, похоже, забыв о существовании остальных. — Это были вполне исправные орудия, сработанные замечательными мастерами. Из них до сих пор можно стрелять! Нет, совершенно очевидно, что имел место заговор. Видимо, бочки с порохом были подорваны диверсантом.
Малин посмотрела на Юхана. Он устало качал головой — не то таким образом отвечая на слова Симона, не то просто в такт собственным мыслям. Он был поразительно бледен — сумрак не мог скрыть, насколько безжизненным выглядело его лицо. Светлые волосы Юхана были убраны под облегающую темную шапку, и от этого лицо было похоже на маску — всего лишь слепок, снятый с живого лица. Малин вспомнила, что однажды уже видела Юхана таким — в тот день, когда Йен вытащил его из воды. Сразу же после этого открытия в ней проснулся страх и вновь принялся за свою работу.
Но теперь она боялась уже не за себя, вернее, не только за себя. Она чувствовала необходимость сделать что-то, чтобы защитить Юхана. Но что она могла сделать? Продолжавшийся дребезжащий гул вызвал у нее испарину. Теперь к нему прибавились скрипы и какое-то жалобное, тревожное постанывание. Вдруг за спиной раздался глухой удар. Обернувшись в сторону застекленной стены, она увидела, что сильный порыв ветра впечатал в стекло целый пласт мокрого снега. Ей показалось, что прозрачная перегородка подалась, зазмеилась послушными трещинками, впуская стихию внутрь… Но через секунду девушка перевела дух: стекло было целым.
Сколько же еще ждать? Она посмотрела в сторону узкой площадки, заканчивавшейся трапом — оттуда они переберутся в смотровую корзину средней мачты. Верхушка мачты была совсем близко: стоило приглядеться, и Т-образный контур выступал вполне отчетливо. Но узкий кусок бревна и половинка цилиндра на нем — то, что можно было увидеть с места, где стояла Малин, — заметно вибрировали, как если бы весь галеон сотрясался от страха. Не смотри, говорила себе Малин, но дрожание мачты притягивало глаза как магнитом. Девушка резко зажмурилась, так что под веками заплясали светящиеся цветные пятна, и перед тем, как открыть глаза, повернула голову в сторону Йена. От этой хитрости страх немного отступил, но в этот раз даже не потрудился ужаться — только чуть ослабил хватку.
Тени, беззвучно метавшиеся по залу у них под ногами, в воображении Малин приобретали плоть, и характер, и смысл. Так было даже легче — если представить себе, что внизу разыгрывается ожесточенная баталия неведомых сил. “Васа” — главный приз в этой схватке — стонал, страшась за свою участь. Это он — Мировое Древо, пронизавшее девять миров, и от исхода битвы зависит жизнь всех, кто находится под его защитой.