Шон, надев рабочую рубашку и натянув джинсы, сидел на краешке кровати, уставившись на Блэр с полным непониманием. Блэр, вдохновленная Барни, отвернулась от Шона.
– Барни, ты и вправду считаешь, что я смогу участвовать?
– Конечно. Ты ведь у меня самая лучшая.
– Я еще не слишком стара для кордебалета?
– Это я слишком стар, чтобы выслушивать идиотские вопросы. Позвони мне, когда приедешь в Нью-Йорк.
Послышались короткие гудки. Блэр положила трубку и застыла, размышляя о том, что нужно сделать, прежде чем мчаться на поезд.
– Что случилось?
Погруженная в свои мысли, Блэр вздрогнула, услышав голос Тона.
– Проба на участие в шоу! – воскликнула она и наспех пересказала ему свой разговор с Барни.
– И ты собираешься участвовать? – недоверчиво спросил он.
– Конечно собираюсь, – с вызовом ответила она. – Это может стать переломным моментом в моей карьере.
– Хм-м. Это может стать переломным моментом для твоих ног.
Вот этого-то она и не хотела слышать. Так она и знала: он возражает, вместо того чтобы порадоваться вместе с ней.
– Не бойся – не станет. Я же недавно танцевала. Мои ноги сейчас здоровее, чем когда-либо.
– Прими мои поздравления, – скептически произнес Шон.
– У меня все прошло! – вскричала Блэр.
– Значит, ты, наверное, согласишься перед пробой посетить врача. Я отвезу тебя.
– У меня нет времени, – сказала Блэр, направляясь к двери. Она побежала вниз, внезапно почувствовав боль в коленках. – И мне не нужно, чтобы ты куда-либо отвозил меня, – крикнула она на бегу. – Я сама прекрасно доберусь до Нью-Йорка.
Блэр услышала за спиной шаги Шона, помчавшегося за ней.
– Блэр! Я тебя умоляю – подумай. Я знаю, это шоу – прекрасная перспектива, но если ты будешь участвовать в нем, тебе придется репетировать целыми днями, и…
– Я знаю, что делать, и не могу больше ждать.
Она пересекла двор и поднялась к своей квартире. Шон шел за ней по пятам. Она повернулась к нему, преграждая ему дорогу.
– Извини, Шон, – холодно сказала она.
– Послушай, если уж ты не хочешь думать о своем здоровье, подумай о своих обязательствах перед теми, кто посещает твои танцевальные классы.
Блэр засмеялась.
– Брось, Шон. Через неделю после моего отъезда никто и не вспомнит обо мне. Кому они нужны – эти маленькие танцевальные классы?
Шон стиснул зубы.
– Может быть, вам, мисс Симпсон, они и не нужны, но они необходимы тем дамам, которые их посещают. Еще больше они нужны маленьким девочкам. Ты же сама говорила, что среди них есть действительно способные. Например, Мэнди Дельгадо. Как ты скажешь ей о том, что больше не будешь учить ее?
Он привел убедительные доводы, но Блэр решила не показывать Шону, что приняла их во внимание.
– Она унаследовала способности от Пэм. Таких, как Мэнди, сможет научить любой педагог.
– Но для нее нет педагога лучше, чем ты, и ты это, черт возьми, прекрасно понимаешь.
– Все, что я, черт возьми, прекрасно понимаю, так это то, что ты мешаешь мне готовиться к пробе.
– Неужели ты способна вот так уехать и бросить свои классы?
– Все знали о том, что я собираюсь вести эти классы самое большое шесть месяцев, – громко выкрикнула Блэр. – Так в чем же дело? Ты жалеешь, что вложил такие большие средства в это здание?
Щеки Шона сначала побледнели, а потом начали розоветь. Его глаза сузились, выражая презрение, кулаки сжались. Блэр с опаской подумала, не собирается ли он ударить ее. Не говоря ни слова, он повернулся и ушел, хлопнув дверью так, что задрожали стекла.
Через три часа Блэр стояла у дверей репетиционного зала. Оттуда доносился голос хореографа: он говорил о том, что должны исполнить претендентки. Рояль был расстроен, как и в любом зале для репетиций, но Блэр узнала песню.
Несмотря на ссору с Шоном, она взяла себя в руки и, доехав до вокзала на автомобиле Пэм, успела на поезд. Покрыв платком свои локоны, Блэр остановила такси и добралась до нужного ей дома, расположенного на углу Бродвея и Семьдесят Третьей Западной улицы. В дамской комнате внизу она сняла летнюю юбку и блузку, надела трико и колготки и причесалась.
Не признаваясь себе в том, что доброе слово Шона и его прощальный поцелуй облегчили бы ей возвращение к танцам, Блэр повернула дверную ручку и вошла в зал.
9
– Боже мой, Блэр! Что случилось? – Услышав громкий стук в дверь, Пэм вышла и увидела на пороге свою лучшую подругу. Из воспаленных красных глаз Блэр текли слезы, размазавшие краску для ресниц и тени под глазами. Блэр втянула голову в плечи, словно стараясь защитить себя от беды.
– Шон у вас? Я видела здесь его грузовик.
– Да, он доделывает игровую комнату, но…
– Я не хочу показываться ему в таком виде, но мне нужно поговорить с тобой.
– Заходи, – быстро сказала Пэм. Закрыв дверь за Блэр, она провела ее узким коридором в спальню, расположенную в задней части дома.
– Малыш спит в своей кроватке. Остальные играют. Эндрю помогает Шону. Можно надеяться, что нам никто не помешает. – Пэм закрыла дверь и села на кровать рядом с Блэр. Блэр опустила голову и зарыдала.
Некоторое время Пэм молчала, даже не пытаясь успокоить подругу – пусть выплачется и расскажет, как прошла проба. Когда Шон приехал к ним, лицо его было мрачнее тучи, а глаза метали молнии. Пэм отважилась спросить его, отыскал ли Барни Блэр. Он буркнул «Да», а затем в самых грубых выражениях, каких Пэм никогда прежде не слышала от него, высказал все, что он думает о Барни, об этой пробе и о женщине, одержимой идеей и неспособной понять своего блага.
– Похоже, ты не одобряешь ее поездку в Нью-Йорк?
– Так и есть, черт возьми, – рявкнул он. – Дело кончится тем, что она станет калекой.
Поскольку Блэр явилась сюда без посторонней помощи, логично было предположить, что сейчас она страдает не от физической боли, но Пэм поняла, что она крайне чем-то удручена. Пэм погладила Блэр по спине: так она обычно утешала своих детей. После сказанных ею сочувственных слов горькие рыдания стали стихать.
– Расскажи обо всем, Блэр. – Голос Пэм был теплым и ласковым.
Блэр подняла на нее глаза, полные слез. Чтобы губы не дрожали, Блэр сжала их. Постепенно овладев собой, Блэр пожала плечами и еле слышно произнесла охрипшим голосом:
– Я не прошла пробу.
Пэм с трудом подавила вздох облегчения. Она, как и Шон, понимала, что Блэр не стоит возвращаться к танцам, не вылечив колени. Кто-кто, а Пэм хорошо знала этот каторжный труд – танцевать ежедневно по нескольку часов. Чтобы снова работать профессионально, Блэр должна полностью восстановить свои силы.
– Подвели колени?
Блэр мотнула головой.
– Нет, Пэм, дело не в этом – я хорошо их разогрела. И я танцевала лучше, чем когда-либо. Полностью выложилась на этой пробе, и… – Блэр судорожно вздохнула, удерживая слезы. – Мои ограниченные возможности по части пения тоже ничего не решали. Никто там не пел лучше меня. Хореограф и продюсер примерно из пятидесяти кандидаток отобрали восемь, в том числе и меня. Мне казалось, что я выдержала испытание. Я не могла проиграть. У меня больше опыта, чем у других, я более популярна. Я танцевала безупречно, даже вдохновенно. Но я на пять лет старше других конкуренток. Когда хореограф назвал пятерых отобранных счастливиц, меня не было в их числе.
– О, Блэр, дорогая, ты же понимаешь, что это еще не конец. Это просто не твое шоу. Ты ведь десятки раз терпела неудачи на пробах. Появятся и другие возможности.
Блэр горько усмехнулась.
– Я уже в это не верю. Чтобы поверить в себя, мне нужно было пройти именно эту пробу. Не спрашивай, откуда я знаю это, но это так. – Она крепко сжала руку Пэм. – Пэм! Я танцевала так хорошо, так хорошо!
– Дорогая, я очень тебе сочувствую. Но ты не повредила себе? – озабоченно спросила Пэм. – Как твои ноги? Не болят?