Но когда он собрался уходить, получая сдачу, забирая пачку сигарет, засовывая ее в карман куртки, на губах его играла торжествующая улыбка.
– Прекратите играть, Ленни! Слышите, вы, немедленно прекратите!
Ленни поднял пальцы над клавишами, остановившись на полуноте, и тишина воцарилась в репетиционном зале.
Чарли подошел вплотную к сцене с замершими танцорами и, грозно уперев руки в бока, набрал побольше воздуха в легкие. Потом он взорвался:
– Аманда, ты что, решила поспать на сцене?
– Нет.
– Вот что, не дурачь меня, сестренка, – мрачно рявкнул он. – Будь все проклято, Аманда! Что ж, если танец так тебя утомляет, ты можешь подыскать себе прекрасное место официантки! Двигайся. Двигайся. Ты тормозишь работу всей цепочки.
Он важно повернулся и прошествовал к своему столу, небрежным взмахом руки приказав пианисту играть снова.
Аманда утерла слезы. За последние полчаса Чарли накричал на нее уже в третий раз. Сегодня она чувствовала себя совершенно выбитой из колеи, а вдобавок утратила половину своей обычной гибкости. Ей была понятна причина его гнева. Но от этого ей ничуть было не легче выслушивать оскорбительные замечания, высказывать которые, казалось, доставляет ему огромное наслаждение.
Стоявшая за ее спиной Джун пугливо, но взбадривающе прикоснулась к руке, но всякое сочувствие было сейчас Аманде неприятно, и она, скорчив соответствующую гримасу, отдернула руку. Потом она приложила все усилия, сосредоточила все свое внимание, совершенствуя исполняемый танец. Казалось, минуло много часов, прежде чем Чарли наконец сказал:
– Хватит.
После репетиции в раздевалке стоял душный запах пота и перегретых тел. Ронда плюхнулась на табурет рядом с Амандой, запихивая только что снятую одежду в сумку. Ерзая на своем сиденье и прихорашиваясь перед зеркалом, она бесцеремонно брякнула:
– Сегодня ты и впрямь была не в форме, милочка.
– Не говори гадостей, – возмутилась Джун, сидевшая поодаль. Она отложила свою щеточку для туши, негодующе окидывая Ронду пронизывающим взглядом. – Аманда – лучшая танцовщица труппы.
– Обычно это так, – согласилась Ронда. – Но не сегодня, и ты видела все это так же хорошо, как и я, хотя и не хочешь признаваться в этом. Но спроси тогда сама Аманду, что она думает на этот счет.
– Ронда права, – призналась Аманда. – Сегодня я действительно паршиво танцевала.
Совсем как начинающая.
– Молодец, ты беспощадна к себе, – похвалила ее Ронда. – Но я хотела бы знать, почему так случилось. Я видела, как ты танцуешь, когда у тебя месячные, когда ты больна, когда загибаешься от бессонницы. И всегда твоя выдержка казалась мне беспредельной. Даже в такие моменты ты танцевала лучше, чем мы в свои лучшие дни. Но что, черт возьми, происходит сегодня?
Пока Ронда говорила, Аманда с остервенением напяливала на себя одежду. Она знала, что из раздевалки уже разбежались все танцовщицы кроме Ронды и Джун. Не глядя в глаза подругам, она уселась на пол, резкими движениями завязывая кожаные ремешки на своих ярко-красных ботинках. Один ремешок никак не поддавался, так что в конце концов она оставила все попытки и беспомощно взглянула на Ронду.
– Сегодня я очень долго не могла заснуть, – наконец сказала она.
– А то я не знала, – усмехнулась Ронда. – Это любому идиоту ясно. Объясни мне, что с тобой происходит?
– Думаю, что вечером я слишком много думала о Тедди и после этого никак не могла заснуть, а потом, когда наконец забылась, мне снились кошмарные сны.
– Ах, вот в чем дело, – прыснула Ронда. А Джун спросила:
– Кто это, Тедди?
– Моя сестра, – ответила Аманда.
– Лучше сказать, – это ее проклятье, – бесцеремонно буркнула Ронда.
– Возьми свои слова обратно, Ронда, – вспылила Аманда, резко вскочив на ноги. – То, что ты сказала, – свинство!
– Да что ты! Ну что ж, может быть, ты и права, Аманда, но так уж мне кажется, и в конце концов, я сказала то, что думаю. Единственная вещь, которая совершенно выбивает тебя из колеи, так что вся твоя работа летит насмарку, – это размышление о Тедди. Когда, наконец, ты снимешь эту петлю со своей шеи и признаешь, что никакие твои слова и поступки не смогли бы тогда ничего изменить!
Как зритель во время теннисного матча, Джун недоуменно вертела головой, глядя то на одну, то на другую.
– Что-то я ничего не пойму, – пробормотала она.
– И хватит об этом, Аманда, – резюмировала Ронда. – Давай-ка лучше пойдем и выпьем с горя, приглашаю вас обеих.
– Я не буду с тобой пить, – ответила Аманда враждебным голосом. – И кто ты такая, чтобы учить меня уму-разуму? Что ты берешь на себя?
Ронда хотела было ответить, но Аманда решительно ткнула ее пальцем в грудь, и та даже на минуту лишилась дара речи.
– Да, я знаю и совершенно убеждена в том, что могла тогда найти слова, чтобы заставить отказаться от своего рокового решения. Если бы я постаралась еще немножко, я бы смогла добиться этого, добилась бы…
– Чепуха все это! – вдруг заорала на нее Ронда. – Чепуха, чепуха и еще раз чепуха! После того, как родители влезли в ее дела, и Тедди решилась сделать то, что сделала, ты имела такой же шанс изменить что-либо, как я – стать монахиней. Ты сделала для нее все, что было возможно и невозможно, Мэнди. И клянусь, я отказываюсь стоять в стороне и смотреть, как ты доканываешь себя бесконечными бессмысленными угрызениями совести, вместо того, чтобы наконец взять себя в руки. А теперь завяжи свой проклятый ботинок, и пойдем примем горячительного.
Глаза Аманды метали молнии в лицо Ронды совсем недолго. Наконец, сработала та часть мозга, которая всегда помогала ей обрести душевное равновесие, посмотреть на происходящее в более оптимистическом ракурсе. Она представила себе, как все это будет выглядеть, если вдруг кто-нибудь из посторонних заглянет в комнату. Она и Ронда стоят нос к носу и орут друг на друга, а бедная Джун не знает, куда ей деться. Пышная грудь Ронды вздымалась от праведного гнева. Щеки раскраснелись, глаза потемнели, она выглядела как заправский воин, готовый тут же броситься в бой. Джун вела себя так, как будто она кролик, которому обязательно надо найти норку, чтобы юркнуть в нее для безопасности. Ну а сама Аманда, скорее всего, похожа на нерадивую школьницу, с растрепанными волосами и незавязанным ботинком.
– О'кей, – сказала наконец она, с легкой улыбкой признавая свое поражение. – Твоя взяла. Мы сейчас пойдем и выпьем за мировую, и выбросим все это из головы.
Схватив щетку, она с ожесточением стала расчесывать свои кудри.
– О, Боже! – воскликнула Джун. – Может быть, кто-нибудь все же объяснит мне, насчет чего вы тут сцепились?
– Почему бы и нет? – Аманда взглянула на отражение Джун в зеркале. – Вообще, я не люблю выворачивать все свое нутро для всеобщего обозрения, но, быть может, если расскажу печальную повесть о сестренках Чарльз, это поможет мне избавиться от постоянных воспоминаний, – тут же она бросила едкий взгляд на Ронду. – Впрочем, не знаю, стоит ли, я уже раскаиваюсь в том, что однажды проболталась на сей счет.
– А ты не раскаивайся, детка, – доверительно сказала Ронда. – Просто я не могу смотреть, как ты занимаешься мазохистским самоедством и не можешь выбраться из этого заколдованного круга. Так признайся, ты в глубине души благодарна мне за мои слова.
В глубине души Аманда действительно любила Ронду, но она была еще слишком раздражена, чтобы открыто признать это. Ее очень возмутили наскоки Ронды на Тедди. И в то же время, ей казалось, что сама Тедди повела бы себя так же в аналогичной ситуации.
Первое, что в свое время привлекло ее к Ронде, было ее поразительное сходство с Тедди. Но не внешнее. Физически между ними не было ничего общего. Но личностно они были очень схожи. Ронда удивительно напоминала ей ту Тедди, которую Аманда знала десять лет назад. Такая же несдержанная, прямолинейная и эмоциональная. Порой она заходила слишком далеко, но никогда не боялась высказать все, что думает. Так что, несмотря на всю абсурдность ситуации, Аманда была убеждена, что в сходном случае Тедди накинулась бы на нее столь же яростно, как сейчас Ронда.