Столы и стулья были сдвинуты в угол. Видимо, рев молодых мужских глоток показался недостаточно громким, чтобы выразить все чувства танцующих, поэтому действо сопровождалось еще и револьверными выстрелами в небо, на котором между быстро несущимися облаками временами проблескивали звезды. Воздух был тяжел от запаха мужского пота, танцующих окутывало облако пыли от топающих ног.
Внезапно Апис замер на месте и крикнул цыганам: «Довольно!» Примас, склонившийся над своей скрипкой, тотчас опустил смычок. Когда второй скрипач продолжил играть, примас пнул его в голень, на что тот ответил громким проклятьем. Апис вынул из кармана пятьдесят динаров, бросил их примасу со словами: «Убирайтесь! Немедленно! Все убирайтесь!»
Офицеры кинулись искать каждый свою форменную куртку среди беспорядочно сваленных на опрокинутых стульях вещей. Апис надел китель, но не застегнул его и стал платком вытирать пот с лица и выбивать пыль из брюк.
Цыгане поспешно выскочили через заднюю калитку сада и исчезли. Апис жестом пригласил офицеров следовать за ним в помещение. Прямой и твердой походкой, без малейших признаков опьянения он пошел впереди. Подождав, пока вздыхающие, нетвердо стоявшие на ногах офицеры собрались вокруг него, он приказал ординарцам закрыть двери и вернуться в сад. Затем негромким спокойным голосом обратился к своим товарищам:
— Время пришло, господа. Через пять минут мы выходим. Но перед тем как отправиться, я хочу задать вам один вопрос. Все ли из вас убеждены, что наше дело справедливое? Тот, кто сомневается, должен сказать об этом сейчас, с его головы не упадет ни один волос. Тот, кто в этом не убежден, должен сдать оружие и оставаться здесь под охраной до тех пор, пока наша миссия не будет выполнена. Ни теперь, ни позже это не будет иметь никаких последствий. Однако тот, кто не выполнит приказ или допустит малейшее промедление, когда мы уже приступим к делу, будет расстрелян на месте. Советую всем, кто не совсем трезв, подставить голову под холодную воду. Мы отправляемся в Конак не на банкет, а затем, чтобы делать историю, и тот, кто хочет вернуться оттуда живым, должен быть абсолютно собранным.
На какой-то момент воцарилось неуверенное молчание. Михаил вглядывался в лица. В одних ему виделось размышление, в других пьяная, абсолютная пустота, на иных же была написана отчаянная решимость. Многие стояли, облокотившись, как снопы, друг на друга, чтобы не упасть. Однако никто не пожелал остаться или подставить голову под холодную воду.
Внезапно один высокого роста лейтенант громко воскликнул, прервав молчание:
— Живио краљ Петр!
Как по сигналу, за этим последовали крики во славу Сербии, полковника Машина и прежде всего Аписа, героя всех сербов моложе двадцати пяти. Оргия всеобщего братства, свидетелем которой Михаил был в «Колараце», повторилась и здесь, под закопченными балками зала. Мужчины обнимались и горячо целовали друг друга во имя пылкой любви к отечеству.
— Господа, во имя всего святого, возьмите себя в руки! — закричал Апис, перекрывая всеобщий гвалт. — Нельзя терять больше ни минуты. — Он посмотрел вокруг. — У всех оружие с собой? — Когда все согласно пробормотали, Апис продолжил: — Как вы знаете, лейтенант Живкович должен открыть нам ворота Конака. Внутри, на территории дворца, мы должны считаться с возможным сопротивлением охраны. Не исключено и предательство. В любом случае, стрелять только при крайней необходимости, вы можете попасть в того, кто перешел на нашу сторону или собирается перейти. Йован и Петр, — он обратился к двум младшим лейтенантам, — вы должны оставаться у ворот и держать их открытыми на случай отступления, если это потребуется. Помните о том, что никто из нас не должен быть схвачен живым. Если кто-то попадет в руки врага, его долг застрелиться. Это совсем не самое худшее; рано или поздно всем нам суждено умереть. — Он вынул часы. — Мы выходим, причем группами по три или четыре человека. Идем к Конаку только по боковым улицам, избегая главных. Ровно в час встречаемся у южных ворот. Если все пройдет по плану, в половине второго мы уже выйдем из дворца.