Он перекрестился и направился к главному входу Старого Конака, но через несколько шагов остановился и, подняв руку, призвал к тишине.
Через приглушенный шум, вызванный расположившимися вокруг Конака солдатами, издалека стала доноситься поступь марширующих колонн. Притихшие офицеры напряженно вслушивались в приближающиеся звуки. Лейтенант Богданович высказал предположение, что это идет Восьмой пехотный полк — для защиты короля. В воздухе повис страх.
— Не говорите ерунды, Богданович, — обрезал его Машин. — Это подходит капитан Костич со своим батальоном личной охраны.
В ворота, охранявшиеся назначенными для этого лейтенантами, вошел офицер.
— Видите, он уже здесь, капитан Костич, — сказал Машин с видимым облегчением. Он, конечно же, разделял опасения Богдановича, но не стал об этом говорить.
— Почему так поздно? — спросил он Костича, когда капитан подошел к нему.
— Мелкие, незначительные происшествия, но сейчас все в порядке.
Костич говорил слегка в нос тоном австрийского аристократа, что являлось чистым кривлянием сына боснийского крестьянина. Даже темнота не могла скрыть элегантности его появления. Блеск начищенных сапог, безупречно сидящая форма с острыми как бритва отутюженными складками — он выглядел так, словно собрался участвовать в параде, а не в путче.
— Тогда вперед! — сказал Машин своим людям, и на этот раз группа пришла в движение почти без шума.
Михаил держался возле Аписа. Этот высокий сильный человек, несмотря на его безусловную фанатичность, был самым порядочным и бескорыстным из вождей заговора. Им не двигали ни личная злопамятность Машина, ни неутолимое честолюбие Мишича. Никогда бы не стал он убивать из кровожадности или опускаться до мести поверженному врагу. Последние свои надежды на спасение Драги Михаил возлагал на человечность Аписа; может быть, ему удастся все-таки осуществить смену власти без кровопролития. Понятно, что это возможно только в том случае, если Александр не выкинет какую-нибудь глупость, которая даст Машину и его друзьям повод для насилия. Сердце Михаила неистово заколотилось, когда он вслед за Аписом поднялся по ступеням к главному входу во дворец.
Машин достал часы.
— Мы пришли на полчаса позже, — пробормотал он.
— А что, если Наумович решит, что мы вообще не придем? — спросил Лазаревич.
Полковник грубо оборвал его:
— Прекратите болтовню. У него есть приказ — ждать до двух. Только после этого он может идти спать.
Как обычно, Машин был раздражен, когда кто-то критически относился к его планам. Он бросил взгляд на окно справа от крыльца.
— Там, по его словам, он собирался нас поджидать.
Минута шла за минутой, но внутри, во дворце, все было тихо.
— Такого быть не может, — тихо сказал сам себе Машин и осторожно постучал в дверь: раз, два и три раза.
Наконец послышались звуки шагов по каменному полу. Мужской голос спросил:
— Кто там?
— Это не Наумович, — прошептал Мишич.
— Скорее всего, кто-то из постовых, — сказал капитан Костич. — Наверное, генерал Петрович на ночь усилил охрану вестибюля.
— Почему Вы об этом не сообщили заранее? — нервно спросил Машин. — Что будем делать?
— Предоставьте дело мне, господин полковник, — Костич снисходительно улыбнулся, подошел к двери и громко сказал: — Капитан Костич. Откройте дверь. Мне срочно нужно к генералу Петровичу.
Дверь тут же отворилась, и Костич переступил порог.
— Разоружите его, — приказал он ворвавшимся офицерам.
Постовой не успел и опомниться, как его схватили с двух сторон и забрали у него винтовку и револьвер. Капитан Костич невозмутимой походкой, как будто наносил визит, направился в комнату адъютантов, расположенную здесь же, в вестибюле. В комнате трое часовых, сидя за столом, ждали четвертого, с которым они играли в карты. Увидев капитана, часовые вскочили и кинулись к своим винтовкам, стоявшим в углу. Костич неодобрительно покачал головой.
— Играть на посту в карты, — сказал он, — этого только не хватало! В кандалы вас следовало бы. Ну да ладно. На этот раз вам сойдет с рук. Сложите винтовки и убирайтесь. — Увидев, что солдаты замешкались, он резко скомандовал: — Пошевеливайтесь. И немедленно явиться в караульное помещение к лейтенанту Живковичу.