— Следующим будет Цинцар-Маркович. У меня чувство, что он стоит за всем этим. Поэтому вчера днем просил об отставке. Я не должен был прощать ему его предательское поведение перед нашей свадьбой. Он же человек отца, до сих пор им остается. Папа все-таки был уникальный человек. Знаешь, иногда мне не хватает его.
Генерал Цинцар-Маркович до сих пор еще не ложился спать. В доме не спал никто. Его жена была у старшей дочери, которая ждала первого ребенка. Жена обещала связаться с ним по телефону, когда все решится, но до сих пор не позвонила. Он тоже не мог дозвониться до нее — все попытки закончились неудачей: на станции сообщали, будто в том районе города связь нарушена. Он размышлял, как ему поступить, когда жена вернулась и сообщила, что около дворца слышны взрыв и ружейная пальба. Дочь с зятем жили рядом с дворцом: поэтому жена слышала взрыв, а он, на южной окраине города, — нет. Все главные улицы оцеплены войсками, и она должна была добираться до дома боковыми улицами и переулками.
— Что же замыслил этот тип? — спросил, размышляя, премьер-министр.
Ей не нужно было объяснять, кого муж имел в виду под словом «тип» — с недавних пор он иначе короля не называл.
Мадам Цинцар-Маркович оставила дочь на попечении врача и акушерки. Роды затягивались, и дочь постоянно спрашивала о своем муже, который дежурил в эту ночь во дворце.
— Я хотела позвонить Йовану во дворец, — сказала мадам Цинцар-Маркович, — но телефонистка сказала, линия повреждена.
— Непонятно, что происходит. Все это очень странно, — заметил ее муж. — Я попробую еще. — Он замолчал, потому что раздался сильный стук в дверь. — Ну вот и они. Черт не заставил себя ждать.
— Ты считаешь, они хотят тебя арестовать? — испуганно спросила жена, а когда он кивнул, сказала: — Подвал. — Она пыталась подавить рыдание. — Если ты пройдешь через подвал к леднику, будешь в безопасности. Они никогда не найдут туннель.
Туннель был выкопан летом 1900 года, когда офицеры, выступавшие против женитьбы короля, имели все основания опасаться за свою жизнь. Он вел к леднику — бетонированной яме, крыша которой была сделана вровень с землей, — в задней части сада. Тогда опасения оказались напрасны, но мадам Цинцар-Маркович с помощью сыновей поддерживала все в рабочем состоянии — «на всякий случай», как она говорила.
— Нет, — возразил генерал. — Я не стану уползать, как трусливый крот. Пусть король меня арестует. Ему это навредит больше, чем мне.
Он подошел к окну и посмотрел на улицу.
— Он выслал ко мне настоящий почетный эскорт. Скажи Гордане, чтобы открыла.
Капитан Светозар Радакович собрался уже ломать дверь, когда ее открыла приветливо улыбавшаяся девушка.
— Заходите, пожалуйста, господин капитан. Господин генерал охотно вас примет. Первая дверь направо, пожалуйста.
Ее приветливость несколько сбила с толку капитана, поэтому он дал знак своим людям ждать на улице, а затем постучал в указанную девушкой дверь.
— Смотри-ка, это капитан Радакович! — Генерал поднялся и протянул посетителю руку. — Давненько не виделись. — Он бросил взгляд на воинское приветствие капитана и затем на орден на его груди. — Значит, Вы по-прежнему в Шестом пехотном. По-моему, этот орден я Вам лично вручал в 1885 году, не так ли? Почти восемнадцать лет назад — не поверишь, как летит время.
Радакович мрачно посмотрел на орден, страстно желая, чтобы генерал не оказывал ему такой дружеский прием.
— Господин генерал, — слова с трудом вырывались из его рта, — мне поручена необычная миссия. — Он умолк и глубоко вздохнул. — У меня приказ арестовать Вас и до особого распоряжения поместить под усиленную охрану.
Он прибегнул к этой лжи по приказу полковника Машина. Как только он арестует генерала, его следовало вывести из дома и у ближайшей стены расстрелять.
— Я нисколько не удивлен, Радакович, — ни в малой степени не расстроившись, сказал генерал. — Я не заслужил ничего лучшего. Король уговорил меня на какое-то время возглавить кабинет, потому что ни один заслуживающий уважения политик на это не соглашался. Но с меня хватит, сегодня днем я подал королю прошение об отставке.
Это известие так ошеломило Радаковича, что он машинально повторил:
— У меня приказ арестовать Вас, господин генерал.
А что ему еще оставалось делать? Выполнить приказ или запросить у Машина новых указаний? Ему вдруг стало плохо, подступала тошнота, и он боялся, что его вырвет прямо на персидский ковер.
— Не принимайте это так близко к сердцу, Радакович, — продолжал приятельским тоном генерал. — Я понимаю, Вам это неприятно, но Вы, в конце концов, офицер, а офицер не должен спрашивать, разумен приказ или нет, он должен его выполнять. Но, по-моему, и торопиться с этим не следует, не так ли? Мы вполне сможем выпить с Вами по стаканчику в память о старых временах. Вы курите? — Он протянул капитану маленький серебряный портсигар. — Гляньте на гравировку, Радакович: «В знак признательности за верную службу, Александр». Чувствуете иронию судьбы? — Он дал капитану прикурить и налил из графина сливовицу в два стакана. — За Ваше здоровье!