Моросил дождь, когда он вышел из посольства и направился через парк к месту, где лежали трупы. Он бросил на них быстрый взгляд, ему стало дурно, подступила тошнота. В некотором отдалении Чариков увидел полковника Машина. Окруженный стоящими под зонтами людьми, он беседовал с будущими членами кабинета.
Чариков проложил себе путь между бродившими солдатами и, даже не посмотрев в сторону приветствовавших его штатских, обратился к полковнику Машину:
— Я предлагаю Вам распорядиться убрать трупы, господин полковник. То, что здесь происходит, позор. Недопустимо оставить их здесь лежать — короля и королеву. Женщину! Она, в конце концов, не была вавилонской блудницей, тело которой разорвали и бросили на съедение собакам. Она была, между прочим, королевой Сербии!
Штатские в растерянности молчали. Машин, однако, приосанился и сказал:
— Я жду указаний моего правительства.
— Не делайте себя смешным. В данный момент правительство — Вы. Кончайте с этим чудовищным представлением и распорядитесь убрать тела.
Вызвали дворецкого, принесли простыни, обернули ими тела и отнесли во дворец. Трупы положили в биллиардную. Александр все еще сжимал в руке пучок травы — никто не смог разжать его окоченевшие пальцы.
На первом заседании правительства и военного руководства было принято решение как можно скорее похоронить жертвы. Срочно вызванные из дома патологоанатомы француз Эдуар Мишель и грек Демосфен Николайевич должны были произвести вскрытие.
Оба врача, повидавшие в силу своей профессии множество изуродованных и искалеченных трупов, не могли поверить своим глазам, когда их провели в небольшое помещение рядом с кабинетом короля, где под пропитанными карболкой простынями они узнали короля и королеву Сербии.
В присутствии полковника Машина они не могли позволить себе никаких личных замечаний. В нарочито бесстрастном тоне доктор Мишель диктовал судебному стенографисту результаты поверхностного осмотра.
Александр Обренович, возраст 27 лет. Девятнадцать пулевых ранений, из них одно в области сердца, одно в области главной желудочной артерии, одно в левом глазном яблоке. Пять глубоких резаных сабельных ран. Пальцы правой руки обрублены. Позвоночник сломан (повреждение, полученное в результате падения со второго этажа).
Драга Обренович, урожденная Луньевица, возраст 37 лет. Тридцать шесть пулевых ранений, около сорока сабельных ран различной глубины, одна — открывшая внутренности живота. Точное число ввиду многочисленных опухолей и засохших ран определить не представляется возможным. Лицо обезображено до неузнаваемости. Левая грудь отсутствует.
5 часов утра
После того как он переоделся в гражданский костюм, в котором накануне приехал в Белград, Михаил на лошади, в сопровождении своего брата Воислава отправился на вокзал. Он надеялся, что поезда, по крайней мере международные, снова в ходу. Беженцы уже давно предпочитали уезжать пароходом через Саву в Венгрию, но он был не в курсе, восстановлено ли движение судов, и не хотел терять время на опасные расспросы на пристани. Нужно было считаться с тем, что Машин, возможно, с помощью военных проверяет отъезжающих.
Решение покинуть Сербию было вызвано не только страхом за свою жизнь. Печаль по Драге и отвращение к варварству, с которым осуществлялся путч, также были причиной. Михаил испытывал единственное желание — стереть эти картины из памяти, а их виновников никогда больше не видеть.
Воислав, ненадолго забежавший в партийный дом радикалов, сообщил Михаилу о последних новостях. Полковник Николич, командир Восьмого пехотного полка, отказался приносить присягу новому королю. Вследствие этого в Баньицкие казармы было направлено подразделение офицеров с приказом его расстрелять. Но выполнить приказ удалось лишь частично. Перед строем полка, собравшегося выступить в город с целью отомстить за смерть Александра, случилась перестрелка, в которой полковник был ранен, а двое людей Машина убиты. Ошеломленный такой трагической дуэлью, полк сдался без сопротивления.
Братья Василовичи объехали стороной центр города с его ликующими толпами, расцвеченными флагами домами и духовыми оркестрами и прибыли к вокзалу с боковой улицы. Неожиданно выяснилось, что вокзал со всех сторон окружен плотным кольцом солдат, а на входе осуществляется дополнительный контроль. Дежурному лейтенанту было предписано не выпускать из Белграда ни одного военного, какой бы ранг он ни имел.