Отец Бернар – монах. И великолепный лекарь. Я привез его из Франции. Он сам решил так. Мечтает обратить нас в христианство. Однако до того, как стать монахом, отец Бернар был воином. И я подозреваю, что не просто воином, а шевалье. Рыцарем… Но, приняв обет, больше не отнимает жизни, только спасает… Вот и спасал бы. С оружием в руках…
Вихорёк со Стюрмиром затевают спор… Который я прерываю:
– Всё, дренг! Бегом за Рунгерд. Со всех ног!
Вихорёк опять пытается протестовать, но я показываю на раненых и говорю: промедлишь, они умрут. И Вихорёк затыкается. Так и есть. Нам остро нужна медицинская помощь. Юсуф – при смерти, Скиди и Хавур – тоже совсем плохи. Я надеялся, что здесь нас встретит отец Бернар, но теперь вся надежда только на Рунгерд. Мать Гудрун – отличная лекарка. И не просто лекарка – знахарка и колдунья. Ее бабка была настоящей финской вёльвой, и Гудрун утверждает, что все бабкины знания и таланты достались матери.
Только бы Рунгерд не постигла та же беда… Надеюсь, что нет. Все же ее одаль не имеет удобного выхода к морю…
– Хёвдинг…
Старший команды сконских гребцов. Его зовут Барни. Барни Средний. Для него я всё еще хёвдинг.
– Хёвдинг, скажи, чем мы можем помочь?
«Помогите похоронить мертвых», – сказал бы я, но кости подождут. Может, попросить Барни побыть с нами, пока не вернется Вихорёк? Я бы попросил, если бы он не назвал меня хёвдингом. Вожди о таком не просят. Во всяком случае – бондов.
– Сделайте навес из запасного паруса и перенесите под него раненых, – сказал я. – А потом можете возвращаться домой.
Возвращаться они будут тоже морем. На парусной четырехвесельной лодке. Конечно, на такую ораву лодка маловата, но плыть недалеко. Заплатили им вперед. Это такой мир: чужого могут зарезать за пару серебрушек, но со своими все договоренности – это святое. Боги же слышат…
– Ага, – кивнул головой Барни. – Только мы, пожалуй, останемся здесь на ночь. Я видел следы волков. Волчья шкура мне бы не помешала.
Угу. Осенняя волчья шкура – это особенно ценно. Под ноги плешивый коврик подстелить. Очень тактично, однако. В моем нынешнем состоянии я всё еще могу убить волка, если тот полезет на меня. Но защитить товарищей – вряд ли.
– Оставайтесь.
Вихорёк бегает, как викинг. То есть примерно от шести до двенадцати километров в час. В зависимости от рельефа. До усадьбы Рунгерд километров двадцать пять, если по дороге, а если напрямик – то не больше пятнадцати. Но не факт, что так будет быстрее. Часа два, это наверняка. Потом еще час, чтобы собраться… И обратно они двинут уже конно. Это еще часа два. К этому времени уже стемнеет…
Барни меня разбудил раньше, чем стемнело.
– Кто-то едет, хёвдинг! – сообщил он напряженно.
Его люди сгрудились в кучу, блокируя ворота, выставили копья. Они, конечно, бонды. Но – скандинавы. Значит, вооружены и готовы пустить оружие в ход. Однако даже для трех-четырех настоящих воинов вся эта грозная ватага – на один зуб. Да что там… Одного меня хватило бы, будь я в форме.
А конных, судя по звуку, не меньше дюжины.
Пару минут спустя я их увидел. Поверх голов сконцев-гребцов. Увидел настоящую броню на первых двух всадниках и понял, что если это враги, то нам крышка.
– Отец!
Вихорёк вырвался вперед, обогнав передовых, спрыгнул с коня. Строй сконцев рассыпался. Я услышал облегченные выдохи. Эти парни тоже знали: окажись всадники врагами – никаких шансов.
Первый боец сдвинул на затылок шлем. Гнуп Три Пальца. А второй…
– Рунгерд!
– Свартхёвди?
Я показал.
Рунгерд опустилась на колени, прижалась ухом к груди сына…
– Хавчик!
– Мой господин!
– Хавчик, кто это сделал?
– Не знаю, господин! – На лице моего раба искреннее горе. – Мы увидели дым, но не поняли сразу, что горит. Думали – это смолокуры…
– А где был ты?
– Гудрун, мой господин, – Хавчик вздохнул сокрушенно. – Послала меня договориться с углежогами.
Вид у него был виноватый. Как будто мой мелкий раб мог бы что-то изменить.
– Я рад, что ты – жив.
Это хорошая новость. Хавчик – везунчик. Потому что его не было в усадьбе во время налета. Все остальные – были.
Еще одна хорошая новость: одаль[1]Рунгерд и Свартхёвди не пострадал.
На этом хорошие новости заканчивались. И начиналась беда.
Рунгерд вряд ли было легче, чем мне, но она – сильная женщина и понимала, что скорбеть некогда. Надо спасать тех, кого можно спасти.
Через три часа высококвалифицированная, по местным меркам, медицинская помощь была оказана всем раненым. Включая меня.
Разбинтованная рука выглядела ужасно. Меня это не удивило. Болела она знатно. Но, к моему удивлению, Рунгерд больше обеспокоил порез на левом боку, хотя железо прошло неглубоко – до ребер. Да и болел бок, в сравнении с рукой, очень умеренно, и рана уже начала затягиваться. Вообще, все мои многочисленные ранения оказались поверхностными. И это было не столько везение, сколько – заслуга самых лучших доспехов этого времени. В чем мне действительно повезло, так это в отсутствии серьезных переломов. Когда тебе со всей дури зафигачат топором по тушке, доспех, может, и выдержит, а вот то, что под ним, – не факт. Значит – не зафигачивали. Целы мои косточки. В основном. Два пальца на руке сломаны, но это – мелочь.