– Спасибо!
До следующей весны я точно никуда не поплыву. Да и не с кем. У меня больше нет хирда. И нет никого, кого я мог бы попросить помочь. Мой хирд, мои соседи, которых я повел на Сконе… И которые почти все там остались.
Конечно, у меня были деньги. Уцелели даже те, что были прятаны в усадьбе. Злодеи их не нашли. Но это не радовало. О деньгах знала только Гудрун. То, что они – на месте, – косвенное доказательство того, что она мертва. У живой Гудрун враги сумели бы выпытать место схрона. Что-что, а это викинги умеют.
Деньги пригодятся. К весне я, скорее всего, уже поправлюсь и смогу действовать. Это значит – купить драккар, нанять или собрать команду и плыть… Мстить. Вот только куда? Со временем станет ясно. С началом судоходства начнется на побережье обмен информацией. Мои деньги, связи моих родичей… Может, и Рагнар поможет. Или Стенульф. Логика подсказывает: те, кто напал на мой гренд, были в курсе, что меня там нет. Ни меня, ни моих людей. Следовательно, это кто-то из наших врагов-сконцев. С большой долей вероятности. Если это так, то Каменный Волк вынюхает. Он ведь тоже, считай, наш родич.
– От Стенульфа – никаких вестей?
Рунгерд покачала головой.
Хотя это я тороплюсь… Рано еще. Гребцы только позавчера вернулись на Сконе. Допустим, Каменный Волк с ними повидался (а как же иначе?) и узнал о том, что случилось. Требуется время, чтобы выяснить, кто из сконцев набежал на мое поместье. Если, конечно, это были сконцы…
«Лежи и лечись», – приказал я себе.
Ну да, это было не то что правильным – единственно возможным решением.
Ждать весны. И ждать хоть каких-нибудь вестей. Если Гудрун жива… То до весны она вряд ли доживет. Ее мать права: такие, как моя жена, не умеют жить в рабстве. Мне остается только надеяться…
– Рунгерд, что говорят руны? – спросил я. – Ты спрашивала?
Конечно, спрашивала. Но результата я не узнал.
– Пей и спи, – заявила Рунгерд, глядя мне прямо в глаза. – Скоро тебе понадобятся силы.
Скоро – это вряд ли. До весны еще до-олго…
На следующий день я проснулся сам. И сам поел. И сам сходил на крылечко. Цепляясь за стены, но сам. Жить буду. Рука почти не болит, это наверняка снадобья Рунгерд. Природные анестетики плюс немного колдовства.
Как же так вышло, что я всё потерял? Гудрун, хирд, собственную силу… И во всем виноват сам. Какого хрена я поддался уговорам и поперся грабить Торкеля? Что мне стоило собрать своих, загрузиться на Северного Змея и вернуться домой? Молодожен, блин!
Сердце просто на части рвалось. Гудрун, моя Гудрун!.. Мог бы – в одиночку помчался бы в Роскилле, собрал новый хирд… Не могу. Слабость чертова… Еле-еле до крыльца дошел – отлить…
«Не смей впадать в уныние! – велел я себе. – Она – датчанка. Потомок многих поколений скандинавских воинов, главное достоинство которых – умение выживать. А ты, бывший хёвдинг, бери пример с Рунгерд. Посмотри, как она держится!»
Сам я продержался еще три дня.
Три дня и три ночи. Я думал о Гудрун. И наконец она мне приснилась. Она бежала ко мне и смеялась. А между нами был обрыв. Я кричал ей, хотел предупредить, но она не слышала… Я видел, как она падает. Слышал ее крик… А потом прыгнул вниз… И проснулся.
В тот день я дошел до ручки, заистерил, нарычал на Рунгерд…
А она – заплакала.
Только однажды я видел, как королева Рунгерд теряет самообладание. В тот день, когда стало ясно, что Медвежонок стал берсерком.
Этот раз был вторым.
И я понял, какая я дрянь. И услышал, как скрипят зубы. Мои.
Хватит! Я – воин, а не тряпка! Я не могу вернуть прошлое, но свое будущее я создаю сам. И я сделаю все, что от меня зависит. Железом и золотом. Огнем и кровью. Всё, что у меня есть, я вложу в это дело. В спасение, если это возможно. В месть, если спасать некого.
Я схватил Рунгерд за руку и потребовал:
– Дай мне меч и помоги встать.
Она послушалась. И плакать перестала. Вероятно, что-то такое было в моем голосе.
Минутой позже я поставил ногу на деревянную колоду, изображавшую стул, положил левую, здоровую руку на оголовье Вдоводела, возвращенного мне Каменным Волком:
– Я, Ульф Вогенсон, прозванный Черноголовым, даю эту клятву пред всеми, кто меня слышит, людьми и богами в том, что не успокоюсь, пока не узнаю, кто напал на мой гренд и погубил моих людей. Не успокоюсь, пока не узнаю, что случилось с теми, кого они забрали, и не покараю совершивших беззаконие без жалости и пощады! Я клянусь, что у меня не будет других женщин, пока я не найду мою жену или не узнаю наверняка, что она мертва!
И будто током ударило. Причем не в левую руку, а в правую. Да так сильно, что я содрогнулся. И увидел моего Волка. Белый зверь оскалился яростно, угрожающе… И я понял: он сердится не на моих врагов – на меня. Моему неведомому мистическому покровителю не понравилась моя клятва.