«Придворные, — саркастически подумал Велизарий, передавая поводья своего коня одному из раджпутов, сопровождавших его до Каушамби. — Прочие люди в разных странах непохожи друг на друга по своим обычаям, зато придворные, кажется мне, везде одинаковы».
При обычных обстоятельствах Эйд откликнулся бы на подобное замечание собственной остротой. Но сейчас кристалл казался странно незаинтересованным. Он почти не разговаривал с тех пор, как они вошли в город.
Велизарий подумал, что это необычно. С некоторых точек зрения — точнее, со многих точек зрения — Эйд сделал для завершающей победы больше, чем Велизарий, Дамодара или кто-либо еще. Но полководец не настаивал на объяснениях. За годы ментального объединения в практических целях они с Эйдом научились уважать личную жизнь друг друга.
* * *
Императорский дворец малва был самым большим в мире. По крайней мере, по сведениям Велизария. Нечто подобное могло быть разве что в одном из многочисленных китайских царств, соперничающих в своем могуществе. По крайней мере, самое большое отдельное здание. Римская императорская резиденция в Константинополе занимала большее пространство, но там много места отводилось садам и открытым переходам.
Он посещал этот дворец раньше, несколько раз, в первый свой визит в Индию в разведывательных целях. С помощью идеальной памяти Эйда Велизарий отчетливо представлял себе путь в императорские приемные покои. Он мог бы пройти туда сам, без помощи придворных.
А может быть, и нет. Вскоре придворные повели его по коридору, в котором он никогда не был. Старая, укоренившаяся привычка заставила его проверить меч в ножнах, свободу и легкость его хода.
Хотя движение было неэнергичным, он не приложил никаких усилий сделать его незаметным. Придворные достаточно раздражали его, чтобы не испытывать никакого желания им угодить. В конце концов, император Дамодара вызвал к себе полководца. Полководцы носят мечи. Хорошие полководцы с личным опытом сражений носят острые мечи и иногда проверяют, легко ли они вынимаются из ножен.
Один из придворных, обративший на это внимание, казался сообразительнее остальных. Или, по меньшей мере, не страдал обычным для придворных неразумным убеждением, что власть и могущество зарождаются откуда-то сами по себе.
— Император ждет вас не в приемном покое, генерал, — тихонько пояснил он. — Он ждет вас в... э... — Враждебные взгляды остальных придворных заставили его запнуться. — ...в другом месте, — робко закончил он.
Эйд заговорил в первый раз с тех пор, как они вошли во дворец:
Он нашел логово. Лабораторию Линка. Туда мы и идем.
Велизарий кивнул. И снова проверил, свободно ли ходит меч в ножнах.
«А что насчет самого Линка?»
В послании Дамодары на этот счет ничего не было.
Не знаю. Мне кажется, Линк тоже у него. Или его послание было бы... другим.
Велизарий обдумал сказанное.
«Да, ты прав. Он бы не назвал это "деликатным вопросом" и к тому же "неотложным"».
Но теперь они входили в залу, и размышления подошли к концу. Там их ждал Дамодара, а с ним Рана Шанга и рослый офицер-йетаец, которого Велизарий раньше не встречал. Должно быть, небезызвестный теперь Торамана, предположил полководец.
Однако его взгляд привлекло зрелище в стороне. Там стояли два человека, которые — в данный момент — были для Велизария гораздо важнее.
— Рад, что вы выжили, — сказал он. — Я беспокоился за вас, отсылая сюда.
Анастасий пожал огромными плечами:
— Было не так уж и трудно, полководец. Прежде всего, не надо было защищать тебя. Под Миндусом и Анатой было хуже — не говоря уже о битве за Перевал.
Валентиниан, по своему обыкновению, хищно улыбнулся.
— Куда хуже, — подтвердил он, потянувшись и пробежав пальцами по своей жесткой черной шевелюре. На секунду стал виден длинный шрам — тот самый шрам, оставленный Раной Шангой во время их легендарного поединка. — Но мы тебе об этом напомним, когда настанет время обсудить размер нашего выходного пособия.
Хотя его ждал император, Велизарий хотел сперва разобраться со своими людьми.
— Просто скажите мне, чего вы хотите. Я сделаю все, что смогу. Вы оба надолго застряли в категории обычных солдат...
Высокий раджпутский князь, стоящий поодаль, вдруг резко фыркнул:
— Истинная правда!
Он кинул на двух катафрактов взгляд, значение которого Велизарию оказалось трудно точно угадать. В нем явно было глубокое уважение, но присутствовало и что-то еще. Не насмешка, вовсе нет, но нечто вроде мягкого юмора.