Никто из народов Андхры — особенно маратхи — ни в малейшей степени не был склонен далее выносить угнетение, причиняемое малва. Поэтому после нескольких стычек плоскогорье взорвалось. День за днем возвращающийся гарнизон неизменно попадал в засады. Рао заявил, что отрежет им путь регулярной армией Андхры и — в довольно неделикатных выражениях, передаваемых как по радио, так и по телеграфу — предсказывал, что падальщики Декана скоро разжиреют так, что разучатся бегать и летать.
Такое заявление от любого другого было бы принято за пустую угрозу. Но на следующий день Рао вывел свою армию из укреплений маршем к Нармаде. И отнюдь не неспешным шагом; с заданным им темпом он смог бы перехватить гарнизон Амаравати задолго до того, как тот достигнет безопасных гор Виндхья.
Совместными усилиями Велизарию и Дамодаре удалось разрядить ситуацию до того, как она переросла бы в полномасштабный кризис. Велизарию — задабривавшему Шакунталу по телеграфу и без колебаний прибегнувшего к грязной тактике напоминаний, насколько Андхра обязана лично ему, — и Дамодаре — использовавшему более простую уловку, приказав гарнизону сменить маршрут и возвращаться по восточному побережью.
Таким образом гарнизон полностью уходил с территории Андхры, с чем Рао неохотно согласился как с приемлемым решением. Однако он также предсказал, что гарнизон продолжит грабежи на марше.
Так оно и произошло. Поведение войска даже ухудшилось. Теперь гарнизон находился в Ориссе, где населению недоставало свирепости и военного опыта маратхов. С командующим, который тупо игнорировал все приказы Дамодары — так или иначе, передаваемые беспорядочно, поскольку сеть телеграфных сообщений в Ориссе была неразвита, — и массой солдат, вымещавших свою злость от маратхайских обид на беззащитных ориссцах, марш превратился в оргию насилия и грабежей. Все закончилось в Бхубанешваре. Когда гарнизон достиг этого древнего города, бывшей столицы династий Калинги и Чеди, то обнаружил, что туда уже прибыли Рана Шанга и Торамана.
С десятью тысячами раджпутов, с таким же количеством йетайцев и с артиллерийским парком. Потратив сутки на размышление, командующий гарнизоном решил, что повиноваться указаниям Шанги и сдать командование — мудрая мысль.
Правда, это не смягчило его участи; однако, если бы он и попытался вступить в схватку, результат был бы тот же. Дамодара решил, что необходим наглядный урок. Поэтому, следуя его подробным указаниям, после капитуляции — другого термина было не подобрать — гарнизона Шанга и Торамана казнили командующего и всех офицеров его штаба. Затем казнили каждого третьего из оставшихся офицеров, выбирая случайным образом. Затем построили весь гарнизон — разумеется, обезоруженный — и казнили каждого десятого солдата.
Затем — Дамодара был в бешеной ярости — распределили всех выживших в батальоны принудительных работ. Через несколько лет, объявил император, он — возможно — дарует им свободу.
Император воспользовался в этом, как и в случае с децимацией, советом Валентиниана. Совет был, кстати, непрошеный, что привело придворных в крайнее возмущение. Но своего мнения они открыто не выражали. Продворные обнаружили, что хотя пребывание в свите Дамодары по большей части гораздо менее рискованно, чем в свите Скандагупты, однако оно не лишено свойственных конкретно ему угроз.
Династия хоть и обновилась, но осталась династией малва.
* * *
Таков был худший из инцидентов. К счастью, прекращение огня в Пенджабе, где были сосредоточены и в напряжении стояли лицом к лицу все крупные армии, соблюдалось всеми сторонами. Маврикий удерживал свои войска под жестким контролем; то же делала и Ирина, пока не вернулся Кунгас, после чего контроль даже ужесточился; а Самудра был слишком напуган, что допустить даже мысль о нарушении перемирия. Кроме того, у него нашлась и другая забота в войсках — эпидемия.
Реальная угроза нарушения перемирия исходила от персов. Их войска, все еще полуфеодальные по природе, никогда не отличались жесткой дисциплиной, подобной римской. Что еще хуже, теперь вельмож болезненно раздражал исход войны.
Это повлекло за собой единственную яростную вспышку насилия с тех пор, как вступило в силу перемирие. Но поскольку в конфликт со всех сторон были вовлечены только персы, а сражение так и не вышло за пределы признанной за ними территории, все остальные воздержались от участия.