Таково было основное уравнение с самого начала войны, которое и вывел Велизарий: использовать качество против количества таким образом, чтобы обречь малва на поражение, не давая возможности использовать превосходство в численности эффективным путем.
Это работало — но требовало времени. Времени и терпения.
* * *
Увы, терпение не входило в число добродетелей Юстиниана, что он и доказал час спустя, как только они вошли в глубокий бункер за передовыми позициями, служивший Велизарию штаб-квартирой.
— Итак, долго ли ты собираешься копаться? — спросил главный юстициарий, усаживаясь на скамью.
Велизарий решил применить тактику непонимания.
— Ты о подводной лодке? — Он сурово, величественно фыркнул. — Всегда, Юстиниан, — так что забудь об этом и перестань меня умасливать...
Но не надеялся, что тактика сработает. И верно:
— Брось дурака валять. Я не буду спорить с тобой о подводной лодке — и ты это прекрасно знаешь. Просто я считаю, что это был бы интересный эксперимент, вот и все. Я говорю о наступлении на малва, которое ты все оттягиваешь и оттягиваешь. Я уже начал думать, что ты усвоил этот языческий индусский взгляд на вещи. Время циклично, размерено огромными югами, так зачем суетиться в ближайший миллиард лет? Или ты ждешь, пока твои солдаты, трахаясь с туземками, обеспечат тебе мощный прирост населения за поколение-два? — Бывший император ухмыльнулся. — О глупец! Здесь и так ужасающая теснота. Вот увидишь, скоро перед нами замаячит перспектива голодной смерти.
Велизарий попытался не хмуриться, но... увы, безрезультатно. Учитывая, что римляне контролируют юг Инда в Железном Треугольнике, а их союзники-персы быстро восстанавливают из руин сельское хозяйство в долине Синд, он не сильно беспокоился насчет недостатка провизии. Да, пайки все еще урезаются, но...
Велизарий громко вздохнул. От такого острого ума, как у Юстиниана, укрывалось немногое.
— Да, я признаю, это проблема. Не из-за хлеба, просто вечная головная боль. Я начинаю думать...
— Прекрати! Я главный юстициарий Римской империи. Я не позволю заманить себя в судебные разбирательства бесконечных споров с этими проклятыми туземцами. Это стадо язычников!
— На самом деле, нет, — спокойно возразил Велизарий. — По крайней мере, частично. Ты бы удивился, как много их окрестилось.
Глаза Юстиниана были так изуродованы, что не могли расширяться от удивления. Возможно, к счастью, поскольку и так выглядели устрашающе. Юстиниан, естественно, отказывался носить повязку.
Калоподий тоже ее не носил, но в его случае это было просто решение юноши твердо переносить бедствия. У Юстиниана же это была императорская привычка к надменности. Какое ему дело до того, что люди дрожат и бледнеют от одного его вида? Когда он был еще зрячим, они вели себя точно так же. И гораздо чаще. Юстиниан никогда не отличался милосердием.
— Это правда, — настаивал Велизарий. — Крестятся целыми толпами. Священники доложили мне, что на сегодняшний день четверть Пенджаба в Треугольнике приняла нашу веру.
Голова Юстиниана повернулась к выходу, словно он мог выглянуть наружу. Наружу и наверх, так как бункер был вырыт достаточно глубоко.
— Почему, как ты считаешь?
— Лучше спроси, почему нет, — Велизарий кивнул на выход. — Они все крестьяне, Юстиниан. Низшей касты и не из малва. Что им может дать имперская индуистская доктрина махаведы?
Юстиниан начал хмуриться. Он не любил загадок.
— Да-да, понимаю... Но я все же думал, что они побоятся...
И умолк.
Велизарий хрипло рассмеялся:
— Побоятся? Чего? Что малва их перережут, если отвоюют обратно Треугольник? Малва сделают это в любом случае, просто как наглядный урок — и наши крестьяне-пенджабцы прекрасно это знают. Вот они и решили держаться за Рим как можно крепче.
Глядя на укрепленный тяжелыми бревнами вход в бункер, Велизарий добавил:
— Тут, вообще-то, возникает некая политическая проблема, если мы выиграем войну.
Ему не нужно было пояснять. Юстиниан хоть уже и не был императором, но мыслил по-императорски — и был одним из лучших умов на императорском престоле за всю долгую историю Рима.
— Ага! — хрипло каркнул он. — Ну да, понятно. Если четверть пенджабцев крестилась, то к тому времени, как ты... — мрачность тут же вернулась на его лицо, — наконец-то начнешь свое крайне затянувшееся наступление и мы разобьем ублюдков-малва...