* * *
Увы, все хорошее когда-нибудь кончается. Через неделю Аджатасутра сообщил им, что они вместе с ним отправляются на новое задание.
Новости были хорошие, плохие и ужасные.
— Охрана посольства? — Командир переглянулся с заместителем, затем с подчиненными. Все пятеро гордо выпятили грудь. Вот это повышение!
— Китай? Где это?
— На значительном расстоянии отсюда, — пояснил им Аджатасутра.
Все, что им удалось, — не застонать вслух. К этому времени они достаточно знали Аджатасутру, чтобы перевести обозначение «значительный» в более точные термины. Оно значило: два тысячи миль как минимум.
— Есть и светлая сторона, — сообщил он. — Кушаны тоже решили отправить посольство в Китай, так что мы присоединимся к их отряду. Это большой отряд. Несколько сотен солдат.
Это их успокоило. Можно не бояться нападения разбойников. Да, жутко долгая дорога, но безопасная.
Но они воспряли духом лишь на мгновение. Ужасные новости снова их подкосили.
— И, конечно, мы возьмем с собой бомбарду. И не одну — я, собственно, заказал еще парочку.
Друг и его затруднения
Велизарий наконец-то увидел, как танцует Рао, — на бракосочетании. К сожалению, не Танец Времени, который не подошел бы для такого случая. Тем не менее, танец был великолепен.
В известном смысле, это был неловкий опыт, такой же, как и сама встреча с Рао. Благодаря Эйду и переданной от него памяти о другой вселенной, Велизарий знал Рао так близко, как мало кого другого. Они как-никак прожили вместе — официально как хозяин и раб, но в действительности как близкие друзья — целые десятилетия. И Велизарий видел, как Рао танцует, много раз.
И даже видел, глазами Эйда, великий танец Рао после того, как тот отправил на смерть самого Велизария.
Однако...
В этой вселенной они никогда не встречались.
Что можно сказать человеку, который однажды — в знак величайшей дружбы — столкнул тебя в котел с расплавленным металлом?
К счастью, Велизарий учел замечания Антонины, которая раньше него столкнулась с тем же самым затруднением. Так он ухитрился избежать бессмысленной фразы «рад наконец-то познакомиться».
Вместо этого, с приятным ощущением собственного умения завязывать разговор, он заявил:
— Пожалуйста, больше так не делай.
Но сразу лишился этого ощущения, когда Рао ответил с непроницаемым лицом:
— Чего не делать?
* * *
— Так нечестно, — жаловался он потом Антонине. — Обычно я могу отделить свои собственные воспоминания от тех, что передал мне Эйд. Но это уж слишком — ожидать от меня, чтобы я помнил, что никто не помнит то, что помню я, когда я помню то, что помнил Эйд.
Когда он закончил свои жалобы, глаза Антонины собрались в кучку. Но поскольку полководец с женой уже подошли к своей опочивальне, она скосила взгляд на кровать.
— Надеюсь, ты не позабыл кое-что другое.
— Ну что ты. Не позабыл.
Император и его вопросы
На следующее утро жаловаться начал его сын Фотий:
— Феодора придет в ярость, когда мы вернемся. Она всегда сама назначает мне телохранителей. Ну ладно, кроме Юлиана с его людьми. Но это настоящие телохранители. Не модные, знаешь ли, придворные должности.
— Перестань дергаться, — прошипела его жена. — Люди уже заходят. Скоро начнется торжественный прием.
— Ненавижу этот дурацкий императорский наряд, — пробормотал Фотий. — И ты это знаешь.
— Я свой тоже ненавижу, — прошептала в ответ Тахмина. — Ну и что? Это часть нашей работы. И что, если Феодора придет в ярость? По шкале недовольства не должно быть выше беты.
— Ты с ума сошла.
— Вовсе нет. В-первых, на том же самом корабле с нами возвращается Юстиниан, и, несмотря на все вопли и угрозы, она все равно его любит. Один Бог знает за что, но любит.
— Да, это верно. — Пока приемный покой заполнялся людьми, Фотий все сильнее понижал голос. — А другие причины какие?
— Велизарий и Антонина тоже возвращаются, и все в одно время. Она будет слишком занята, отчитывая Велизария и одновременно пытаясь угодить Антонине, чтобы особенно волноваться по поводу твоего поведения.