Довольно легко. Но достаточно, чтобы Юстиниан опять нахмурился:
— Мне это надоело. Во имя всего святого, почему ты все тянешь и откладываешь наступление?
Велизарий не стал отвечать.
Когда придет время, — произнес голос Эйда. А затем, жалобно: — И когда же оно придет? Я бы и сам хотел знать.
«Et tu, Эйд? Я сам не знаю ответа. Когда почувствую, что пора. Но еще не пора. Нужно время, чтобы все подготовить — в Гиндукуше, а главное, в Махараштре».
Ты не можешь связаться с Рао по радио, — заметил Эйд. — И с Кунгасом, кстати, тоже.
«Поучи свою бабушку щи варить! Я и сам это знаю. И что еще хуже, даже если бы у меня была радиосвязь с Индией, я бы не смог поговорить с теми тремя людьми, от которых все и зависит».
Наступило молчание, пока Эйд пытался уследить за ходом мысли Велизария. Несмотря на мощный интеллект, Эйд не был одарен интуитивным стратегическим соображением, как римский полководец.
Ах да, — наконец ответил он. — Евнух Нарсес.
«Да. И Рана Шанга. И, главное, Дамодара».
Опять наступило молчание. Потом Эйд робко добавил: Лучше не говорить при Юстиниане — и особенно при Феодоре! — что ты задерживаешь наступление, потому что рассчитываешь на предателя-римлянина и двух лучших вражеских полководцев.
«Поучи свою бабушку щи варить!»
Глава 5
Бхаруч, западное побережье Индии
— Должно быть, это сильно деморализует, — захихикал Аджатасутра.
— Что деморализует? — раздраженно спросил Нарсес. — И почему ты думаешь, что такая бессмысленная болтовня поможет тебе выиграть? — Старый евнух пошел слоном и взял у Аджатасутры коня. — Сосредоточься. Это отвлекает тебя больше, чем меня. Вот почему ты проигрываешь девять игр из десяти. Ну и еще потому, что я умнее тебя.
Аджатасутра даже не взглянул на шахматную доску. Приятно улыбаясь, он продолжал глядеть на Нарсеса.
— Должно быть, это деморализует, если Рана Шанга все время наблюдает за тобой, когда ты оказываешься у него на глазах. Он напоминает мне тигра, который размышляет, стоит ли на тебя охотиться.
Нарсес слегка поджал губы:
— Он не знает ничего. Он только подозревает.
— Я так и сказал. Размышляет, стоит ли на тебя охотиться.
Нарсес наконец поморщился, не отрывая взгляда от доски:
— Зачем? Пока он уверен, что знает правду, он ничего не сделает. Побоится. А как только он узнает правду, зачем ему...
Голос его сорвался. Даже Нарсеса иногда пробирает дрожь.
Аджатасутра опять захихикал:
— Любишь же ты играть с огнем, старик. Я никогда бы не сделал таких рискованных ставок, как ты. Да, есть возможность, что свирепейший воитель Раджпутаны — и величайший князь этой страны впридачу — простит тебя, когда обнаружит, что его жена и дети, которых он считал убитыми в разбойном нападении, живы и здоровы. Но опять-таки...
Аджатасутра прокашлялся.
— Он может рассердиться на человека, который, во-первых, похитил их, а во-вторых — подделал следы нападения.
Нарсес указал на шахматную доску:
— Сосредоточься, говорю.
Улыбаясь, Аджатасутра двинул пешку навстречу слону.
— Допустим, ты уже спрятал их в укромном месте. И даже со всеми удобствами. Допустим также, что раз малва приказали тебе убить их, то с определенной точки зрения ты спасаешь им жизнь. И вот тогда возникает следующая проблема. Что подумает господин Дамодара — лучший полководец малва и кровный родственник императора...
— Дальний родственник, — пробурчал Нарсес.
— Не такой уж дальний, — мягко заметил наемный убийца, — если твой план сработает. И не пытайся сменить тему. Что подумает Дамодара, когда обнаружит, чтоб ты вовлек в похищение его жену? И таким образом подверг его детей смертельной опасности?
Нарсес взял пешку слоном.
— Мат в четыре хода. Я эту женщину ни во что не вовлекал. Это была в первую очередь ее идея.
— Даже так? Когда все карты будут выложены и твои махинации выйдут на свет дня, все равно Дамодара и Рана Шанга обнаружат, что ты своими уловками вовлек их жен в самую рискованную из всех вообразимых авантюр, — и, к несчастью для тебя, оба они самые преданные мужья.
Аджатасутра небрежно потянулся и опрокинул фигурку короля.
— Сдаюсь. Итак, когда эти женщины захлопают ресницами, прикинутся скромницами — индианки никому не уступят в этом искусстве! — и жалобно скажут, что были лишь пешками в твоих руках, куда, как ты думаешь, грянет молния?
Нарсес наконец поднял голову. Глаза его были полуприкрыты, что в сочетании с морщинами на лице делало евнуха еще больше похожим на рептилию, чем обычно.