Валентин приподнял голову:
— Это ты называешь мелкими неприятностями?
— Философски выражаясь, да.
— И слышать не желаю...
— Перестань ныть. — Анастасий приподнялся с постели и потянулся. — Если ты отказываешься обсуждать ситуацию онтологически, давай обсудим ее практический аспект.
— Господи Боже ты мой, о чем ты?
— Это очевидно. Случится одно из двух. Либо мы попадаем в мелкие неприятности, и в этом случае нас освежуют, посадят на кол, выпотрошат и бог знает что еще — и мы, разумеется, умрем. Следишь за моим рассуждением?
Валентиниан, простонав, уронил голову на руки:
— Идиотское твое рассуждение. Чего тебе надо?
— Или же мы не попадаем в мелкие неприятности. В этом случае мы переживем войну. И что тогда? Вот в чем проблема — главная проблема — потому что именно она потребует напряжения ума и много лет на ее решение.
Валентиниан снова простонал:
— Тогда мы получим выходное пособие, а что же еще? Если полководец будет жив, он прибавит нам вознаграждение из собственного кармана. Достаточно, чтобы завести хозяйство где-нибудь в...
— Во Фракии?! — Анастасий снова разразился громоподобным хохотом. — Да ты посмотри на себя, Валентиниан! Что обо мне говорить, я наполовину грек и мечу выше. Неужели ты собираешься провести остаток жизни, разводя свиней?
С постели напротив не донеслось ни звука.
— И что такого интересного на потолке? — Одна из огромных ручищ обвела комнату. — Посмотри на все остальное. Мы в комнатах для слуг — в старой пристройке на задах дворца — но и они роскошнее, чем жилье богатейшего из фракийских крестьян.
— Ну и что?
— Зачем же ютиться в хижине, если мы можем, выйдя в отставку, поселиться в каком-нибудь дворце вроде этого?
Теперь Анастасий внимательно глядел на Валентиниана. Наблюдал, как глаза неотрывно созерцают потолок, а грудь равномерно поднимается и опускается, вдыхая и выдыхая.
— Ну ладно, — наконец произнес Валентиниан. — Ладно. Я думал об этом. Но...
— Почему нет? Разве мы не лучший выход? Ты же знаешь, как смотрят на это индусы. Особенно те, что правильных каст. Девушек забрали из борделя. Никому не известно, кто отец ребенка. Обе они безнадежно запятнаны. И малыш тоже.
При последних словах Валентиниан поморщился.
При виде гримасы Валентиниана Анастасий продолжил бодрым тоном:
— А мы простые фракийские солдаты. Какое нам дело до всей этой чепухи? И — кстати — какой свекор лучше, чем пешва Андхры?
Хмурость Валентиниана усугубилась.
— Почему ты считаешь, что он будет не против? С их точки зрения, мы так же безнадежно осквернены, как и девушки.
— Разумеется! Вот что я имел в виду, когда предлагал обсудить онтологический аспект проблемы. Но ближе к делу: рассуди, кто захочет обидеть девушек — или малыша, — если у них такой папа и такие мужья?
Анастасий терпеливо ждал. Через минуту мрачность Валентиниана исчезла и заменилась ухмылкой, которая напугала за эти годы множество человек. Легкая, смертоносная улыбка ласки.
— Таких немного найдется. И долго они не проживут.
— Итак?
Легко и быстро, как всегда при желании, Валентиниан сел прямо.
— Прекрасно. Мы так и сделаем.
Анастасий покачал головой:
— Обсудим еще несколько философских проблем?
— Да какого хрена...
— Ребенок незаконнорожденный, а его мать — бывшая проститутка, которой сутенер изуродовал лицо. Если тебе это не по нраву, то ее беру я, а ты возьмешь другую сестру, Лату.
Валентиниан зашипел:
— Держи свои лапы подальше от Дхрувы.
— Вот и договорились, — безмятежно произнес Анастасий. — Видишь, как это легко, если найти философский подход?
Глава 6
Река Нармада,
на севере плоскогорья Декан
Полководец Дамодара натянул поводья и выпрямился в седле. Затем лениво повертел головой туда-сюда, словно разминая шею. Это движение показалось бы естественным любому наблюдателю. Отряд долго скакал по берегу Нармады, выискивая засаду маратхи.
И правда, шея затекла, и размять ее было приятно. Но жест Дамодары имел и другую причину: убедиться, что никто его не подслушивает.
Никто и не подслушивал. Даже двенадцать раджпутов, служивших его личной охраной, которые отстали, сделав передышку, и уж точно не отряд из тысячи всадников, следующий за ними. Более того, три жреца Махаведы, которым велел сопровождать Дамодару Нанда Лал, сегодня тащились почти на сто ярдов позади. Когда дозорный отряд выехал, жрецы держались наравне с Дамодарой и Шангой. Но долгая езда — а было уже далеко за полдень — утомила их. Им невозможно было равняться с кавалеристами-раджпутами, привыкшими проводить по целому дню в седле.