— Призовите палачей! — рявкнула она. — Немедленно!
Испепеляющий взгляд обратился на мужа, сидящего рядом на троне. Легкое движение указательного пальца Рао остановило придворных, которые рванулись выполнять ее приказание.
— Постойте, — мягко сказал он. Рао повернулся к императрице, встретив ее взгляд с таким же спокойным и сосредоточенным выражением лица, как у Аджатасутры.
— Ты, разумеется, правительница Андхры. А я просто твой муж. Но если речь идет о моей личной чести, боюсь, тебе придется уступить моим желаниям. Или пригласи палачей для меня тоже.
Шакунтала старалась удержать гнев во взгляде. Что было нелегко, учитывая ее худшие опасения после чтения письма, принесенного Аджатасутрой.
Через пять секунд она в отчаянии сдалась:
— Рао, пожалуйста. Это опасно. Это хитрая уловка малва.
Рао спокойно рассматривал фигуру, сидящую на ковре в центре приемного покоя. Два лучших наемных убийцы Индии обменялись мимолетными взглядами.
— О нет, мне так не кажется, — еще нежнее промурлыкал Рао. — Что угодно, только не это.
Он резко встал.
— Проводите его в покои для гостей. Принесите ему еды, питья, всего, чего пожелает, в пределах разумного.
Обычно Рао пунктуально соблюдал имперский протокол. Муж или не муж, превосходящий опытом и старшинством или нет, Рао официально являлся всего лишь консортом, а Шакунтала — правящей императрицей. Но в тех случаях, когда он считал необходимым, он использовал неформальную власть, которая делала его — по сути, если не по форме — соправителем Андхры.
Шакунтала не пыталась возражать. Она готовилась к решительному спору, который состоится вскоре, когда они останутся в узком кругу без посторонних.
— Очистить помещение, — скомандовала она. — Дададжи, ты остаешься.
Императрица быстро окинула взглядом покой. Пусть останется ее доверенный пешва. Кто еще?
Разумеется, два верховных военачальника.
— Шахджи, Кондев. Останьтесь тоже.
Она сомневалась, оставлять ли Малоджи, ведь он не был военачальником регулярной армии. Но... он был ближайшим другом Рао и к тому же командующим партизанских частей маратхи.
Исключать его было бы неразумно. Кроме того — кто бы отрицал — иногда Малоджи был гласом благоразумия. Он был в каком-то смысле большим маратхом, чем Рао, — а маратхи как народ не придавали излишнего значения вопросам так называемой чести. В отличие от помешанных на ней раджпутов.
— Малоджи.
Этого достаточно, посчитала она. Рао не сможет укорить ее, что она собрала предубежденных в ее пользу советников.
Но, к ее удивлению, он добавил еще одно имя:
— Я хотел бы, чтобы Биндусара тоже остался.
Шакунтала была удивлена — и сильно обрадована. Она и сама подумывала пригласить индуистского духовного лидера, но пропустила его, потому что посчитала, что Рао возмутится ее нажимом по части духовности. Садху не был пацифистом в стиле джайнов, но и не придавал большого значения глупым понятиям кшатриев о чести.
Комната опустела за минуту. Во время ожидания Шакунтала наклонилась к мужу и прошептала:
— Я и не думала, что ты пожелаешь оставить Биндусару.
Рао легко улыбнулся:
— Ты сокровище моей души. Но ты все еще очень молода. Девочка, не прыгай выше головы. Я хочу видеть садху, потому что он тоже философ.
Шакунтала зашипела, как потревоженная змея. Но заподозрила, что шипит, как очень молодой змееныш.
Тем более, что этот звук никак не угасил улыбку Рао.
— Эти уроки ты усваиваешь без прилежания. До сих пор! После стольких моих просьб! — Улыбка стала явно шире. Последний придворный выскользнул за дверь, и осталась только группа доверенных лиц.
— У философии есть и форма, и содержание. И никто не разбирается в этом лучше Биндусары, и к тому же он мастер логики.
* * *
Шакунтала приступила к обсуждению. Ее аргументы не заняли много времени, потому что были сама простота.
Мы бы выиграли эту войну терпением. Зачем нам принимать этот вызов и сталкивать армии в открытом поле, когда нас превосходят числом?
Затем, что один старикан вызвал другого на поединок? И затем, что оба придурка до сих пор считают, что еще молоды?
Это же нелепо!
* * *
Когда настала очередь Рао, к нему снова вернулась улыбка. И широченная.
— Разве я настолько одряхлел? — тихо запротестовал он. — И я, и Рана Шанга? Но моя возлюбленная жена проникла в суть вещей. Бессмысленно для двух зрелых мужчин, переступивших порог сорокалетия...