Усанас засиял знакомой всем ухмылкой:
— Что значит «примет», «не примет»? — И кивнул в сторону Эзаны, с каменным лицом стоявшего в другой стороне помоста. — Я расслышал, что сказал этот человек, даже если некоторые из присутствующих оглохли. Он произнес слова «окончательно», «непререкаемо» и — я отчетливо помню — «не обсуждается». А это значит...
Ухмылка тут же пропала, когда Усанас с Эзаной уставились друг на друга. Это был вовсе не молчаливый поединок мнений. Отнюдь нет.
Усанас повернулся к царице, сидящей на троне.
— А это значит, — спокойно продолжал он, — что я не принуждаю Рукайю. Она очень дорога мне, хотя и не в том же смысле, в каком была дорога Эону.
Когда Антонина объявила имя, то Рукайя потупила голову, словно всецело поглощенная заботами кормления младенца. И, разумеется, это был неплохой способ вернуть себе самообладание.
Теперь она быстро подняла голову. И снова опустила, отвлеченная Вахси.
Возможно, в ее глазах сверкнули слезы. Но она произнесла только:
— Усанас, у меня нет возражений.
— Решено! — пробасил Эзана. Железная оковка копья звучнее, чем когда-либо, ударилась о камни пола. — Решено — и царские полки готовы во всеоружии поддержать это решение. Как и раньше. Как всегда. Навсегда.
Он обменялся взглядами с Антониной. Она незаметно кивнула, и Эзана вновь возвысил голос:
— Всем очистить помещение! До завтра приема не будет.
* * *
По неприметному знаку, поданному Антониной, в зале задержался Гармат. Никто бы не подумал, что это неуместно. Особое отношение старого советника к правящей династии было принято всеми и хорошо известно. В любом случае, большинство из присутствовавших уже поняло, что он скоро станет новым акабе ценценом вместо Усанаса.
Антонина предпочла бы также оставить в зале отца Рукайи. Однако в данных обстоятельствах это могло бы повлечь определенное возмущение.
Остался и Эзана. Он уже направлялся к выходу, но, прежде чем Антонина успела его задержать, его остановил Усанас своим приказанием.
Своим прямым приказанием. В первый раз за много лет их знакомства и совместных трудов по воспитанию, обучению и защите юного принца по имени Эон.
К облегчению Антонины, Эзана и не подумал возмутиться. Даже похоже было, что он испытал некоторое облегчение.
Пока приемная зала пустела, Антонина внимательно изучала Усанаса. Он казался ей величественным уже несколько лет. А сейчас еще более, чем когда-либо.
Господи, пусть это сработает.
* * *
Как только комната опустела и в ней остались только пятеро — шестеро, считая юного наследника престола, — Усанас уныло усмехнулся:
— И снова признаю, что ты гений, Антонина. По-моему, это сработает. Но...
Он посмотрел на Рукайю. Та, в ответ, на него. В глазах обоих стояла печаль.
— Я к этому не готов. Не сейчас. И она тоже.
Теперь в глазах Рукайи явственно показались слезы. Она покачала головой:
— Да, это так. У меня... нет возражений, как я и сказала. Рано или поздно мне пришлось бы снова выходить замуж, и, скорее всего, не за того, кого бы я предпочла. Но память об Эоне еще слишком свежа.
Эзана откашлялся:
— Ну да. Разумеется. Хотя мне кажется, Рукайя, что он был бы доволен. А я неплохо его знал.
Она слабо улыбнулась:
— Верно. Его дух был бы доволен — но не сейчас.
— Неважно, — твердо заявила Антонина. — Нам придется как можно скорее заключить ваш брак, но нет причин скоропалительно давать ему физическое подтверждение. Точнее...
Гармат плавно подхватил ее реплику.
— Это была бы плохая идея, — уверенно заявил он. — Нам нужны дети от этого союза — много детей, откровенно говоря, чтобы обеспечить Вахси кучей полукровных младших братьев и сестер и научить его управляться с ними, раз уж у него не будет родных. Но они не требуются нам прямо сейчас. Никто не будет протестовать по крайней мере года два.
— Вернее уж, пять-десять, — пробурчал Эзана, сопроводив свою реплику улыбкой, холодной, как сталь. — Могу это обеспечить.
Гармат кивнул.
— На самом деле, опасно будет завести детей слишком рано. Пусть пройдет столько времени, чтобы Эона было невозможно объявить их отцом. Невозможно. А это значит по меньшей мере год со дня его смерти.
Облегчение, выразившееся на лицах Рукайи и Усанаса одновременно, было почти комичным.
— Ну конечно, — подхватил Усанас. — Как я сразу об этом не подумал. Иначе — три поколения спустя — какой-нибудь самый чванный и безмозглый из моих пра-правнуков начнет кричать повсюду, что он на самом деле пра-правнук Эона.
Нежно улыбаясь, он подошел к трону и погладил младенца по голове.