За исключением Ситтаса, который теперь командовал катафрактами Велизария в Пенджабе, греческая знать почти ничем не проявила себя в войне с малва. И даже Ситтас до Индской кампании оставался в Константинополе на должности военного коменданта, чтобы устрашать недовольных аристократов и поддерживать династию на троне.
А стоило ли оно того?
Подняв руку и бережно ощупав пустые глазницы, Калоподий так и не смог себя убедить. Как и большинство молодежи из аристократических семейств, он был захвачен энтузиазмом, который несли победные вести о сражениях Велизария с малва в Месопотамии. Пусть старики ноют и жалуются в своих душных палатах! Молодежь рвалась служить.
И их приняли на службу... курьерами, поначалу. Калоподий сразу заметил, что Велизарий намеревался использовать его и его высокородных собратьев главным образом как связных в переговорах с надменными персами, которые были еще больше помешаны на чистоте крови, чем греки. Должность курьера была престижной: в строю ему полагалось сопровождать самого Велизария — но на деле не имела особого веса.
Став посреди траншеи, слепой юноша горько засмеялся:
— Понимаешь ли, он нас использовал. Хладнокровно, как змея.
Последовала пауза. Затем Калоподий услышал глубокий вздох Луки:
— Ну да, парень, так и есть. Полководец использует всех и каждого, когда находит нужным.
Калоподий кивнул. Его эта мысль не раздражала. Он просто хотел поставить все точки над i.
Он вытянул руку и коснулся земляной стены укрытия кончиками пальцев, увеличившими свою чувствительность из-за слепоты. Структура почвы, на которую он раньше не обратил бы внимания, обрушилась на его чувства потоком темного света. На мгновение он представил, каково было бы дотронуться до груди жены, до ее живота, бедер. Вслепую.
Воображение отказало ему, он уронил руку. Калоподий не надеялся пережить войну — с таким-то увечьем. Но и не собирался использовать слепоту как предлог, чтобы вернуться в Константинополь и остаток дней своих почивать на лаврах.
Мысль об этом была невыносима. Мне всего восемнадцать! Я и пожить не успел!
С этой мыслью он и принял окончательное решение. Раз уж жизнь его загублена, надо полной мерой принять то, что осталось.
— Скоро прибудет Менандр на судах снабжения.
— Да, — ответил Лука.
— Когда он прибудет, я хочу с ним поговорить.
— Да, — ответил Лука. Замявшись, «слуга» спросил: — О чем?
Калоподий опять горько засмеялся: — Еще об одной безнадежной затее. — И медленно двинулся по проходу, ведущему в штабной бункер. — На этом острове я потерял глаза, а на другом могу потерять жизнь, и это будет только справедливо. Я хочу быть на острове Велизария — а не на том, который он оставил, чтобы дурачить противника. На настоящем, а не на подложном острове.
— На этом острове нет никаких подлогов, юноша, — недовольно рыкнул Лука. — Не смей так говорить. Мы разбили здесь малва, как везде, где сражался Велизарий. Римские солдаты жертвовали за это кровью — как ты своим зрением. И больше того...
Каким-то трудноопределимым образом Калоподий понял, что Лука гневно указывает на север.
— Больше того, мы задержали здесь почти всю армию малва на две недели — твоей хитростью и нашими потом и кровью — пока Велизарий не проскользнул на север незамеченным. Две недели. Ему нужно было время, чтобы обойти малва с фланга — мы дали ему это время. Мы дали. Ты дал.
Он услышал, как Лука возмущенно переводит дыхание.
— И поэтому не смей говорить, что этот остров «подложный». Неужели щит — «ложь», и только меч — «правда»? Глупости. Полководец выполнил свой долг — и ты тоже. Можешь гордиться, в этом нет никакого подлога.
Калоподий повесил голову.
— Есть, — прошептал он.
А стоило ли оно того?
Река Инд в Пенджабе
Штаб Велизария
Железный Треугольник
— Знаю, полководец, мне не следовало приезжать, но...
Калоподий пытался подыскать слова, но их не было. Невозможно было выразить силу своего стремления так, чтобы это не прозвучало... самоубийственно. Как, собственно, оно и было, по крайней мере отчасти.
Но...
— Может... я могу пригодиться по части снабжения... или еще где-нибудь...
— Оставь это, — отрезал Велизарий, сильной рукой сжав его плечо. Пожатие было очень крепким. Калоподий даже удивился. Его восхищение полководцем граничило с обожанием, но юноша никогда не задумывался о физической силе военачальника. Сперва его поразила блестящая репутация, затем, после долгожданной личной встречи в Месопотамии, — спокойный юмор и доверительность, с которыми Велизарий вел совещания штаба.