Анна слегка сомневалась, сможет ли хромая «рабочая сила» послужить ее целям. Но ее убеждение окрепло буквально через час, когда четверо «рабочих» под командованием Илла в кровь избили хирурга, который на приказание Анны кипятить свои инструменты ответил только ухмылкой и пренебрежительным замечанием насчет надоедливых баб.
К вечеру первого дня восемь остальных хирургов также украсились синяками и ссадинами. Но, по крайней мере для медицинского персонала, не осталось больше сомнений — абсолютно никаких — что эта не пойми откуда взявшаяся новая «Госпитальная служба Жены Калоподия» завоевала подлинный авторитет.
Двое костоправов пожаловались коменданту больничного лагеря, но тот предпочел укрыться от них в своей палатке. Тем же вечером Илл с тремя «рабочими» снова избил жалобщиков до крови, и на том все жалобы прекратились.
По крайней мере, от лекарей. Группа из двадцати примерно солдат пошла жаловаться к коменданту больничного лагеря на следующее утро, ковыляя к штабу с максимально возможной скоростью. Комендант снова предпочел укрыться в палатке; а Илл — во главе команды, которая тем временем разрослась до тридцати человек, — опять-таки вышиб из жалобщиков дух.
После этого, хоть и не без мрачной воркотни себе под нос, ни один солдат в лагере не осмелился открыто возразить, когда их проинструктировали вырыть отхожие ямы — на расстоянии от больничных палаток — и пользоваться только ими. Никто не стал жаловаться и тогда, когда поступил приказ выносить туда и горшки тяжелораненых.
* * *
Под вечер пятого дня Анна убедилась, что ее авторитет в лагере достаточно окреп. И каждый день, с трудом пролагая себе путь между рядами раненых и скоплениями палаток, она мечтала о счастье носить более подходящее к климату платье. Но она прекрасно понимала, что пот, пропитывавший ее всю, — это та цена, которую необходимо платить. Благородная дама из семьи Саронитов, жена Калоподия Слепого, происходящая из прославленной семьи Мелиссинов, представляла собой важную, величественную и могущественную фигуру — и в доказательство носила аристократический наряд, хоть и потрепанный и поизносившийся. С юной Анной в легком сари никто и разговаривать бы не стал.
На шестой день, как она и опасалась, деньги, привезенные из Константинополя, почти все вышли. А потому, изящно, но решительно подобрав истрепавшийся подол, она зашагала обратно в Чахбехар. К этому времени она хотя бы узнала имя градоначальника.
Потратив полдня на поиски, она обнаружила его в таверне, где, по слухам, он и проводил большую часть времени. К этому времени, как ей и говорили, он был уже навеселе.
— Гарнизонные вояки, — пробурчал Илл, входя в шатер, служивший местом отдыха для городских офицеров. Шатер был грязен и набит офицерами в обнимку со шлюхами.
Анна нашла коменданта гарнизона сидящим в углу, с полуобнаженной девицей на коленях. На поиски офицера было потрачено полдня, а на то, чтобы объясниться с ним и потребовать денег, необходимых на поддержку «Госпитальной службы», хватило нескольких минут.
Большая часть этого небольшого времени ушла на подробное перечисление необходимого. Преимущественно специальных орудий и материалов — больше лопат, чтобы копать отхожие ямы; больше горшков для кипячения воды; больше холста для палаток, потому что люди находятся в ужасающей скученности. И так далее.
И, наконец, подвела итог, обозначив необходимую ей сумму денег:
— Двадцать солидов в день.
Она кивнула на выздоровевшего солдата, которого взяла с собой на пару с Иллом:
— Это Зенон. Он знает грамоту. Его должность — счетовод Госпитальной службы в Чахбехаре. Все расчеты можно производить с ним.
Затем комендант гарнизона потратил некоторое время, объясняя Анне в таких же подробностях — по большей части анатомических — что она может сделать со всеми запрошенными ею материалами, орудиями и деньгами.
К концу речи лицо Илла потемнело. Отчасти от гнева, отчасти от усилий сдержаться — все же это был градоначальник, а не мелкая сошка, с которой можно быстро управиться кулаками. Сама же Анна выслушала комендантскую тираду с абсолютным спокойствием. Когда он окончил речь, ей понадобилось всего несколько мгновений, чтобы разъяснить и наглядно представить ему всю слабость занятой им позиции:
— Мой муж — Калоподий Слепой. Я передам ему то, что вы сказали мне, и он опубликует ваши слова в своих следующих «Донесениях». И считайте за счастье, если после этого вас всего лишь казнит Велизарий.