Чем больше Антонина обдумывала идею, тем больше она ей нравилась.
— О да. В конце концов их путешествие закончится. И если под конец мы не окажемся по колено в незаконных детях Усанаса, — она многозначительно поглядела в его сторону, — то никаких проблем. Кутина уедет в Константинополь в свите Тахмины, и...
Ее лицо прояснилось.
— Она далеко пойдет. Ты уже начал ее обучение. Если она его продолжит — а она очень милая и способная — то в конце концов сможет удачно выйти замуж. Даже в семью сенатора, если будет у Тахмины на хорошем счету. А я не сомневаюсь, что будет.
Некоторое время Антонина с Усанасом разглядывали друг друга с тем особым удовлетворением, которое свойственно конспираторам, только что провернувшим особенно удачный заговор.
Затем Усанас нахмурился.
— Напоминаю тебе: необходимо согласие Фотия.
Лицо Антонины выразило — по крайней мере, попыталось — подобающее случаю возмущение.
— Естественно, он будет согласен. Он же мой сын, а ты идиот!
* * *
Две недели спустя, по приезду, Фотий вообще не выразил никакого мнения.
— Как пожелаешь, матушка, — это и были все слова, произнесенные обреченным, но почтительным тоном одиннадцатилетнего.
Более взрослая невестка Антонины, напротив, приняла это гораздо ближе к сердцу:
— Замечательная мысль, матушка! Как вы думаете, она согласится таскать за мной кирасу, как за вами? — Шестнадцатилетняя жена одарила мужа изящнейшим взмахом ресниц. — Как думаешь, Фотий, мне пойдет кираса?
Фотий поперхнулся.
— Только не в постели! — запротестовал он. — Я же об тебя все руки отобью, и как же твой массаж спины?
Глава 13
Барбарикон, морское побережье Индии
Анне с ее спутниками в первую ночь в Индии досталось место в углу портовой таверны, переполненной римскими солдатами и остальными типичными обитателями большого портового города — портовыми грузчиками, моряками, мелкими торговцами и их семьями, проститутками и сутенерами, игроками, с обязательным вкраплением карманных воришек и других подозрительных личностей.
Как почти все здания Барбарикона, эта таверна была внушительным сооружением из сырцового кирпича, обгоревшего в пожарищах, охвативших город при взятии его римлянами. Поджог был не в привычках войск Велизария, но делом рук фанатиков, жрецов Махаведы, возглавлявших оборону малва. Несмотря на столь явные приметы разрушения, таверна все же действовала — по той простой причине, что, в отличие от множества других городских зданий, ее стены устояли и даже сохранилась крыша.
Анну с сопровождающими с порога встретили оценивающие взгляды всех собравшихся. Оценка заняла больше времени, чем обычно хватает бывалому посетителю. Анна со своей свитой выглядела... причудливо.
Но эта заминка давала ей преимущество. Устрашающего вида братьев-исавров и Абдула было достаточно, чтобы отпугнуть карманников, и вскоре от скромного пятачка вокруг них стал распространяться и охватил всю таверну таинственный ропот. Глядя на его распространение — по бросаемым на нее любопытным взглядам — Анна одновременно испытывала смущение, веселье, злость и благодарность.
Это она. Жена Калоподия Слепого. Не иначе как она.
— Кто вообще пустил этот слух? — вознегодовала она, когда Илл наконец освободил для нее более-менее чистое место и она смогла присесть. Анна с облегчением привалилась к стене убежища, почти в изнеможении.
Абдул весело хмыкнул. «Что-то часто он стал веселиться», — в раздражении отметила Анна. Но это было привычное, застарелое раздражение, к тому времени ставшее почти приятным в своей предсказуемости.
Коттомен, забавляющийся причудами судьбы никак не менее Абдула, издал свой собственный согласный смешок:
— Вы самая свежая новость, госпожа Саронит. В порту все только о вас и говорят. Да и солдаты возле телеграфа тоже.
Коттомен, в отличие от старшего брата, никогда не позволял себе в разговоре с ней фамильярное обращение «девчонка». Во всех других отношениях он обращался к ней без тени раболепного уважения, что шокировало бы ее семью.
Портовые рабочие, которых Анна наняла для переноски своего багажа, закончив работу, столпились поблизости, игнорируя пристальные взгляды завсегдатаев. Понятное дело, найдя источник невероятной щедрости, они не собирались упускать его из виду.
Анна тряхнула головой. Это резкое движение окончательно спутало ее длинные темные волосы. Изысканная укладка, с которой она выезжала из Константинополя, много недель назад, осталась в прошлом. Волосы были в такой же грязи и беспорядке, как и одежда. Она сомневалась, сможет ли когда-нибудь опять почувствовать себя чистой.