Норманн пробурчал:
– Как?
Манфред ответил с улыбкой:
– Люди великой цели всегда сильнее… В Египет вторглась четырехтысячная армия и покорила государство с девятимиллионным населением!.. Но это не так важно, как то, что египтянам навязали ислам и арабский язык… и теперь нет больше в Египте египтян, а только арабы!.. Затем мусульмане двинулись в Африку, где взяли Карфаген и окончательно разделались с Римской империей, на западе форсировали Гибралтар и захватили Испанию, на востоке достигли границ Индии, затем захватили весь юг Франции до берегов Луары, где армия мусульман во главе с Абд-аль-Рахманом стояла чуть ли не у ворот Парижа! Однако на пути в Пуатье они встретились с германским войском франков, которые в отличие от всех других армий христианских государств, как свидетельствует в своей «Хронике» Исидор Севильский, «стояли как стена… словно непробиваемая глыба льда». Через неделю Рахмана уже не было в живых, мавры откатывались на юг, а предводитель франков Карл с того дня стал именоваться «Карл Мартелл» – «молот».
– Великий воин, – сказал с уважением Норманн, – настоящий германец!
– Когда женюсь, – пообещал Тангейзер, – назову своих сыновей Карлами.
– Что, – спросил с недоверием Норманн, – всех?
– А почему нет? – возразил Тангейзер. – Он же спас всех нас! Если бы арабы победили, что им помешало бы пойти дальше – на Париж, к Рейну и еще дальше?
Манфред кивнул, сказал размеренно:
– Тангейзер хоть и поэт, у которого ветер в голове, но случайно сказал очень верную вещь. Мы принимаем мир таким, и нам кажется, что только таким он и должен быть. Но если бы войско франков не выстояло, сейчас в Берлине и по всей Германии занимались бы толкованием Корана, зеленое знамя пророка развевалось бы над замками в Англии…
– А в Англии почему?
Манфред улыбнулся.
– Потому что Вильгельм Завоеватель, высадившийся в Англии, был бы уже мусульманином. Словом, христианской Европы не было бы и в помине. Да и остальной мир стал бы мусульманским. Здесь или на дальних островах… Но та победа германцев остановила вторжение сарацин в Европе, а теперь Европа начинает натиск на Восток, стремясь отвоевать издавна христианские святыни.
Норманн оживился.
– Да-да, это уже шестой крестовый поход?
Манфред покачал головой.
– Крестовые походы – мелочь на общем фоне столкновения с исламским миром. Я говорю вообще о натиске, о возвращении захваченных арабами земель, что называется Реконкистой. Начали ее не крестовыми походами, а постепенным отвоеванием у арабов захваченных ими европейских земель!
Тангейзер сказал гордо, демонстрируя обширные знания:
– Да-да, Испания!
– Верно, – сказал Манфред, – Альфонс VI, король Леона и Кастилии, захватил Толедо, и граница с мусульманским миром переместилась от реки Дуэро до реки Тахо. Затем кастильский национальный герой Родриго Диас де Бивар, известный под именем Сид, вошел в Валенсию. Конечно, там бывало, как и здесь у нас, что христиане объединялись с мусульманскими правителями или, считая их более достойными, защищали их от крестоносцев. Сид служил таким мусульманским правителям, как эмир Сарагосы аль-Моктадир, и властителям христианских государств, а править Валенсией стал с согласия как мусульманских властей, так и христианских.
Он взглянул на раскрасневшееся лицо Тангейзера, тот перехватил его взгляд и сказал с жаром:
– Я читал «Песнь о моем Сиде»!.. Господи, как написано!.. Я проливал слезы то счастья, то отчаяния над каждой страницей!.. Как написано, как написано… Только испанцы и могут с такой страстью. Наш мрачный германский гений способен на величайшие свершения, но чтоб такой огонь в крови и в каждом слове…
Норманн пробормотал добродушно:
– Ты сможешь, в тебе столько огня! И так боюсь сидеть с тобой рядом, у меня новый камзол…
– В «Песне о моем Сиде», – сказал Тангейзер, – Сид хотя часто и сражается с мусульманами, но злодеи там вовсе не они, а христианские князья Карриона, придворные Альфонса VI! А вот мусульманский друг и союзник Сида, Абенгальвон, превосходит их благородством, отвагой и верностью дружбе.
– Все как у нас, – сказал Манфред с непонятным оттенком в голосе. – Эмир Фахруддин – лучший наш друг…
Норманн вставил быстро:
– А султана аль-Камиля чтим и уважаем за его рыцарские качества, за верность слову, щедрость и справедливость!
Манфред наклонил голову.