А если логически подумать?
Второе письмо я оставила в квартире, хорошо, что Салаватов замки не сменил. Ключи мне еще от Лары остались. Пока Он сидел, я несколько раз ходила на квартиру. Я могла бы продать ее, или поселить жильцов, или вынести вещи — за Тимуровым жилищем никто не следил — но не стала ничего такого делать. Я сидела на его кровати, мерила его вещи, читала его письма. Салаватов писал письма Ларе, но, полагаю, не отправил ни одного, в противном случае, они лежали бы в Лариных вещах, а не в Салаватовском шкафу.
С последнего моего визита месяца четыре прошло, а практически ничего-то и не изменилось. Разве что пыли поменьше стало, да и воздух не такой затхлый. В коридоре на вешалке висит кожаная куртка, светлая, раньше такие в моде были, и Салаватов курткой гордился, а Лара сказала, что за модой только дураки гоняются.
Куртка пахла кожей и грязью. Фу, гадость какая. И вообще, спешить надо, а не одежду обнюхивать. На все про все ушло три минуты, кофе из термоса пахло одуряющее, "Черная магия", купленная специально ради Салаватова, просто воняла. С некоторых пор этот запах вызывал странные ощущения, не могу сказать, что неприятные. Просто странные.
Дверь захлопнулась с еле слышным щелчком. Интересно, он удивится или испугается? Вот бы посмотреть, но нельзя, если Салаватов заметит меня, план рухнет. Рано ему показываться. Пока рано. Осталось шесть писем всего, и перейдем на вторую стадию.
У меня в квартире пахло кофе, "Магией" и свежими красками, а на диване ждал подарок: небольшое, двадцать на тридцать сантиметров полотно. Фиолетовые облака, золотые цветы и красные капли. На обратной стороне Лариной рукой выведено название: "Рай". Раньше она писала чувства: любовь, ненависть, нежность. Нежность была бледно-зеленая, с тонкими прожилочками цвета слоновой кости, а любовь огненно-рыжая. Теперь, значит, рай.
Картину я тут же повесила на стену. Спасибо, Лара. На кухне я нашла записку: "пей сок". Сок абрикосовый, мой любимый, и холодный. От удовольствия я зажмурилась, а, открыв глаза, увидела, как с потолка падают на землю крошечные золотые звездочки. Это рай, рай у меня дома…
— Конечно, Ника, — Ларин голос, звучавший в моей голове, походил на абрикосовый сок, он был таким же мягким и желтым.
— Значит, рай выглядит так?
— Да.
— Я хочу попасть в рай.
— Попадешь. Обязательно, но сначала ты должна…
— Что? — Мне не терпелось увидеть сестру, как она выглядит? Такая же красивая, как раньше, или еще лучше стала? Ради Лары я сделаю все, что угодно.
— Рай нужно заслужить.
— Как?
— Ты знаешь, ты все знаешь сама… Накажи его, и мы снова будем вместе. Здесь замечательно… Пей сок.
Я налила себе еще стакан. Звезды золотым ковром усыпали пол на кухне, а потолок стал небосводом. Господи, как красиво!
— Конечно. — Снисходительно сказала Лара. — Здесь по-другому не бывает.
Кладбище куталось в тишину и прохладу.
— Здравствуй, Лара. — Тимур присел на камень у памятника. Строгий белый мрамор и овальный медальон с фотографией. Лара улыбается, глядя прямо в глаза. Нужно сказать еще что-то, но вот что? Тимуру представлял, как приедет сюда, как принесет ей лилии, как расскажет про себя, про то, как хотел присутствовать на похоронах, хотел попрощаться, а ему не разрешили, про то, как скучал, и еще много про что. В его мечтах Лара слышала и отпускала его, но это в мечтах, наяву же чуда не происходило.
Воздух звенел комарами, земля дышала жирной летней испариной, а на памятниках проступали капельки росы, казалось, будто гранитные глыбы потеют. Салаватов не захватил вазы, и теперь мучился, не зная, как лучше пристроить букет: воткнуть в землю или положить у подножия памятника. Оба варианта казались одинаково неприятными, но лилии противно воняли и цеплялись лепестками за рубашку. Лилии — цветы мертвых, непонятно, отчего Лара их так любила.
— Как ты там?
Она не отвечала.
— Помнишь, ты предложила смерть? Сказала, что мы умрем в один день, в одну минуту и будем вместе навеки вечные? Почему же ты там, а я здесь? Это несправедливо, Лара.
Лилии пришлось-таки положить на землю, но на руках остался их запах и желтая пыльца. Салаватов вытер ладони о джинсы.
— Все это несправедливо, Лара! Ты не имела права уходить вот так, не попрощавшись. Ты не имела права бросать меня! Проклятье!