Он направился на Майда-Вейл и остановился у церкви Святой Марии — здания из красного кирпича, почерневшего от выхлопных газов машин, петляющих по Сороковой авеню. На церковном дворе был разбит маленький парк, у входа в который стояли две старые красные телефонные будки. Донован сел на кладбищенскую лавку и достал мобильный телефон. Он мог пользоваться им не больше получаса, но этого хватит. Донован набрал номер прямой линии Ричарда Ундервуда, однако сначала ввел цифры 141, чтобы его номер не определился на телефоне Ундервуда.
Инспектор полиции ответил сразу, тяжело выдохнув:
— Да?
— Что случилось, Дико? Геморрой замучил?
— Отличный конец отличного дня. Где ты?
Донован улыбнулся:
— В аду, вот где. Знаешь садик у церкви на Харроу-роуд?
— Знаю, — подозрительно произнес Ундервуд.
— Через пятнадцать минут. Я позвоню на тот, что справа.
— Почему я сам не могу позвонить тебе?
— Потому что не хочу, чтобы этот телефон звонил, понятно? Через пятнадцать минут, идет?
Донован дал отбой до того, как полицейский согласился. Он обошел церковный дворик два раза, потом вернулся и спрятался за деревьями. Через несколько минут появился Ундервуд. Он шел от отделения полиции, плащ развевался на ветру, на широком лице застыло напряженное выражение. Ундервуд был очень крупный мужчина: скорее полный, чем ширококостный, с огромным брюхом, перевешивающимся через брючный ремень. Ундервуд подошел к двум красным будкам, остановился, засунув руки в карманы и нетерпеливо переступая с ноги на ногу.
Донован вытащил мобильный и набрал номер. Через секунду или две телефон в будке начал звонить. Донован усмехнулся, глядя, как подпрыгнул Ундервуд, а потом, буквально остолбенев, посмотрел на будку. Толстяк наклонил голову, затем перевел взгляд на автомат справа, словно убеждая себя, что звонят не туда. Огляделся вокруг, толкнул дверь будки слева и взял трубку.
— Ты сказал, что будешь звонить в правую, — сказал полицейский.
Донован засмеялся:
— Правая, левая, какая разница! Тяжело дышишь, Дико, ты как?
— Чертова прогулка была длинной. Ты же знаешь: повсюду камеры наблюдения.
— Только не у церкви. Кроме того, кто станет за тобой следить? Ты сам наблюдатель, а не наблюдаемый.
Ден направился к будкам.
— Где ты?
— Недалеко, Дико. Недалеко.
— Ден, не юли. Это не игра.
— Позади тебя.
Ундервуд обернулся. Челюсть его отвисла, когда он увидел направляющегося к нему Донована.
— Какого хрена ты тут делаешь? — выругался он.
Донован рассмеялся и спрятал мобильный телефон. Ундервуд стоял в будке, прижав трубку к уху и разинув от удивления рот.
Донован открыл дверь.
— Дыши, Дико! Дыши!
Щеки Ундервуда покраснели, глаза округлились и постоянно моргали.
— Вот же черт! Мне ведь не придется делать тебе искусственное дыхание?
— Какого... происходит?
— Положи трубку и давай поболтаем, идет?
Ундервуд еще несколько секунд стоял, не отрывая глаз от Донована, потом медленно положил трубку.
— Ты говорил, что будешь где-то в Европе.
— Ну, говорил. Насколько мне известно, Британия все еще входит в Европейский союз, и ты докладываешь в Европол.
— Мы обмениваемся информацией и банками данных. Как видишь, я им не докладываю, — задыхаясь, ответил Ундервуд. — Но дело в другом.
— Знаю, это я просто для поддержания разговора. Пойдем, неженка.
Ундервуд вышел из будки. Они пошли по Харроу-роуд к каналу, который протекал по Маленькой Венеции, чтобы потом свернуть в направлении Риджент-парк и Камден.
— Тебе не следовало приезжать, Ден.
— Сам прекрасно понимаю, так что можешь не говорить. Но эта сука заберет моего мальчика, если я ничего не сделаю.
Донован решил не сообщать о пропаже шестидесяти миллионов долларов. Чем меньше людей знает об этом, тем лучше.
— Думаешь, тебе дадут опекунство?
— Я, черт возьми, его отец.
— Да, но...
— Никаких «но», Дико. Я его отец, а свою мать он застукал голой в кровати с другим мужиком. Никакой суд на земле не отдаст ребенка такой женщине.
— По правде сказать, ты и судья — не самое лучшее сочетание.
— Да пошел ты!
Они спустились вниз по Уорик-авеню и свернули налево на Бломфилд-роуд, которая шла параллельно каналу. На противоположной стороне стояли красивые оштукатуренные дома ценой в несколько миллионов фунтов. Аккуратно подстриженные газоны подчеркивали их великолепие.
На той стороне канала, где прогуливались Донован и Ундервуд, находились старые муниципальные многоквартирные дома с бесцветными стенами и блеклыми окнами. Узенькая лодка с туристами направлялась в Камден. Группа японских туристов фотографировала с таким рвением, словно это был последний день в их жизни. Донован и Ундервуд автоматически отвернулись, стараясь не попасть в объектив.
— Как ты пробрался в страну? — спросил Ундервуд.
— Места знать надо, — ответил Донован. — И каково мое положение?
— Как всегда.
— Черт!
— У них долгая память, Ден. Ты не можешь сбежать, переждать и вернуться чистеньким. В жизни так не бывает.
— Значит, я все еще Танго Один?
— Честно говоря, ты уже не лидируешь в списке, но если станет известно, что ты вернулся, опять возглавишь его.
— Надеюсь, я успею забрать Робби и уехать вместе с ним до того, как кто-либо узнает о моем появлении.
— Постучи по дереву.
— Что у них есть на меня?
— Хорошие новости, — ответил Ундервуд.
— Уже кое-что.
— Да, но ты еще не слышал плохих.
Донован промолчал. Впереди был паб. Название «Паддингтон-Стоп» навевало воспоминание о тех временах, когда проходящие по каналу баржи причаливали здесь к берегу, чтобы моряки могли освежиться, но само здание было такое же уродливое, как и соседние муниципальные дома. К тому же построено намного позже того, как последняя грузовая баржа прошла по каналу. Мужчины переглянулись, оба одновременно кивнули и направились к пабу.
Ундервуд подождал, пока перед ним поставят кружку легкого пива.
— Марти Клэр, — произнес он и отхлебнул пива. Донован повертел стакан, слегка расплескав «Джек Дэниелс» с содовой, нахмурился.
— Он ведь в Амстердаме?
— В Центре предварительного заключения в Роттердаме, вот где, — ответил Ундервуд. — И готов запеть как соловей.
Донован покачал головой:
— Только не Марти.
— Его адвокат записывает показания, пока мы здесь болтаем.
— Ты точно знаешь?
Ундервуд печально посмотрел на Донована, но промолчат. Ден выругался.
— Что у них на него?
— В нем заинтересованы янки. Один из грузов предназначался для Нью-Йорка. Этого достаточно. Недвижимость, деньги, счета. Как только Марти окажется у них в руках, откроется доступ ко всему его имуществу.
— Глупый ублюдок. Как его взяли?
Ундервуд пожал плечами.
— Слушай, Дико, не пожимай плечами. Кто-то настучал?
— Думаю, больше чем настучал.
— Думаешь или знаешь?
— Твою мать, Ден, ты не сдаешься?
Донован перегнулся через стол, так что его губы оказались в дюйме от уха полицейского:
— Моя чертова жизнь висит на волоске, Дико, так что перестань крутить. Мне нужно знать, что происходит.
Ундервуд медленно кивнул и поставил кружку.
— Агент под прикрытием.
— Немецкий или британский?
— Немецкий.
— Имя знаешь?
— Нет, Ден, не знаю. Какого хрена они станут мне открывать его имя?
— Ты говорил — обмен информацией.
— В лучшем случае весьма поверхностной. Действительно, у нас объединенные банки данных, однако каждый имеет свои наработки, которыми не собирается делиться. Что ты намерен делать, Ден?
Донован посмотрел на Ундервуда. Взгляд был тяжелый и холодный.
— Дико, ты действительно хочешь знать?
Ундервуд глубоко вздохнул, потом хлебнул пива.
— Как близко они подобрались ко мне? — спросил Донован.
— Следят.