Услышав шорох за спиной, Дезмонд захлопнул книгу и торопливо спрятал её туда, в нишу на стене, позади ряда обычных книг, доступных всем. Быстро задвинул цветными корешками и, оправив камзол, оглянулся.
— Дед? — Дезмонд невольно улыбнулся.
— Опять читаешь?
Эндимион Таурус Аркан, седовласый мужчина в белой мантии, недовольно прищёлкнул языком.
— Дезмонд, не могу понять, что с тобой творится? Скоро станешь таким же брюзгой, как и Анрэй.
Дезмонд фыркнул.
— Если мне стало интересно что-то, кроме забав с оружием, это не значит, что я собираюсь стать таким же сухарём. Просто… — он замешкался, а потом сказал почти правду, — просто книжка интересная попалась. Про подвиги. И войну кланов. Ты знал, что прежде, чем война закончилась, Аврора была свергнута, и год Нимеей правил… Дед, что-то не так?
Эндимион побледнел и схватился рукой за стену.
— Правил кто? — спросил он холодно.
— Ну, я не помню имя. Да и вообще, это сказка. Ты в порядке?
— Дезмонд, посмотри на меня.
Эндимион взял мальчика за плечо и заставил заглянуть себе в глаза.
— Где. Ты. Прочитал это?
— Нигде.
Дезмонд уставился в потолок, и сколько Эндимион не сверлил его взглядом, больше не отвечал.
В конце концов, Эндимион сдался и тяжело вздохнул.
— Дезмонд, не рассказывай никому эту сказку. Она глупая, но за неё ты можешь серьёзно поплатиться.
— Почему? — Дезмонд тут же посмотрел на деда с любопытством.
— Потому что это сказка, Дезмонд. Ложь, которой не было.
— А я думал, что сказки — это быль, которую мы забыли.
— Дезмонд!
— Но я никому не скажу, — согласился мальчик внезапно легко. — Если обещаешь честно ответить на один вопрос.
— Обещаю.
— Галактион Аэций… Он существовал?
Эндимион внимательно посмотрел на мальчика.
— Да. Но это сказка, Дезмонд.
— Само собой.
***
Аврора сидела на восточной террасе своего летнего дворца на Селесте. Конечно, слова «летняя резиденция» теряли изрядную долю смысла, когда речь заходила о межпланетном сообществе, но Аврора придерживалась консервативных взглядов во всём — от устройства освещения в своих дворцах до языковых форм. С её бессмертной руки мужчины при дворе до сих пор носители кители того же кроя, что и в её молодости, а девушки — длинные платья с юбками в пол. И пусть на окраинных мирах мини-юбки и комбинезоны вольно чередовались между собой, Аврора точно знала, что эти атрибуты дурного вкуса никогда не ступят в её дом.
Основная, официальная обитель Владычицы располагалась на Нимее, в стенах неприступного небесного замка. Там, где покоился в гранитном мавзолее забальзамированный прах её отца, последнего императора Кариты. Самой Авроре больше нравился титул «владычица», полученный не по праву кровной принадлежности, а по праву владения могущественнейшим из известных в Ойкумене артефактов — Венцом Власти. Его приобретение она считала в больше степени собственной заслугой, чем волей судьбы, хотя и считалось, что владение одной из трёх легендарных реликвий делает её избранницей небесных сил.
Аврора не то чтобы не верила в небесные силы и прочую чепуху, описанную в Книге Звёзд… Она признавала, что под видениями Основательницы кроется нечто большее, чем пристрастие к психотропным препаратам. Скорее ей не нравилась мысль о том, что всё, что она сделала, и всё, что случится в отдалённом будущем — кем-то предопределено. Большую часть своей жизни Аврора была игроком, и не желала признавать себя шахматной фигурой — пусть даже и ферзём. Она отлично осознавала реальность полурелигиозного учения, воздвигнутого Айрен, матерью Ордена Звёздного Света, но именно поэтому сознательно противопоставляла себя всему тому, чего так боялась старейшина.
Одной из самых нелюбимых ею частей учения Ордена была та сотня катранов в конце книги, где Айрен сумбурно и крайне ненаучно подводила повествование к тому, что всё конечно. В том числе — империя и власть избранных небесами. Будь её воля, Аврора сожгла бы эту часть так же, как приказала сжечь все дневники Аэция Галактиона, но, увы, в Ордене Звёздного света было слишком много живых адептов, чтобы так легко расправиться с его святыней. Единственное, чего удалось добиться Авроре на этом поприще, это запретить распространение Книги за пределами Ордена. Потому теперь обычным людям были доступны лишь её отрывки и сокращённые пересказы, перед публикацией проходившие жестокую цензуру.
«И один из этих чёртовых пересказов собирается писать моя же собственная ученица», — с досадой отметила владычица, наполняя фарфоровую чашечку густым утренним чаем с бергамотом и отворачивая голову в сторону моря, чтобы снова задумчиво замереть, разглядывая волны.