Она покачала головой, неспособная говорить, злая, обиженная и оскорбленная, мысленно наказывая себя за то, что пошла на это слишком быстро.
38
Люди за соседним столиком ссорились.
Джессика пыталась не показать виду, что она заметила это, но ей хотелось увидеть, как они выглядят.
Гигантская пальма в цветочном горшке стояла между их двумя столами; она слегка повернулась на стуле и поглядела сквозь ветви. Мужчина и женщина лет сорока были заняты жарким спором, и ни одного из них, казалось, не заботило, что их могут подслушать. Они говорили друг другу ужасные вещи. Женщина была на грани истерики. Рука мужчина сжималась в дрожащий кулак. Они были женаты, Джессика смогла вывести это из того, что они говорили о детях-подростках и одном ребенке, который еще учился в младших классах средней школы.
— Как ты можешь так поступить с нами? — услышала Джессика, как говорит мужчина. — Как ты только можешь взять и уехать после восемнадцати лет брака? Как мы с детьми будем жить без тебя?
Они расходились. Они разводились, потому что женщина влюбилась в кого-то гораздо более молодого и хотела, как показалось Джессике, начать новую жизнь.
— Я все еще молода, — последовало объяснение. — Но мне не всегда будет сорок три. И я больше не люблю тебя.
Мужчина говорил глухо:
— Ты выставляешь себя посмешищем, бросая меня ради кого-то, кто почти на двадцать лет моложе тебя. Пожалуйста, не оставляй меня.
Джессика быстро обернулась, расстроенная из-за них, удивленная тем, что случайно услышала, и ошеломленная, потому что это жена уходила от мужа к более молодому мужчине.
— Джессика? Ты знаешь, что хочешь заказать?
Она посмотрела на Джона. Ему было сорок, и он был очень красив. Искусственное освещение ресторана выгодно оттеняло его рыжеватые волосы.
— Я, м-м… — начала она, открывая меню. Джон повернулся к третьему человеку за их столом, на которого он хотел произвести впечатление из деловых соображений, и сказал ему:
— Моей жене нравится подслушивать частные разговоры?
— Мне интересна человеческая природа, — сказала она, защищаясь.
Джон засмеялся.
— Ты любопытна, Джес. Согласись с этим.
Подошел официант, похожий на серфингиста в гавайской рубашке и облегающих шортах, и улыбнулся Джессике кокетливой улыбкой.
— Что будете заказывать?
«Он мог бы работать в „Бабочке“, — подумала она. — Он был бы совершенен».
— Джессика? — обратился к ней Джон. — Мы ждем. Чего ты хочешь?
Она опустила глаза на меню.
— Я буду ребрышко, пожалуйста, мелко нарежьте с печеным картофелем.
— Вы хотите чем-нибудь полить картофель, мэм? Масло, сметана, сырный соус?
Джон вмешался и сказал:
— Замените картофель на дольки помидора для леди. — Он улыбнулся ей.
Ее лицо горело. Она смотрела вдаль, притворяясь, что заинтересована лодками на воде.
«Бабочка»…
Она туда больше не возвращалась. После того дикого вечера с ее ковбойской фантазией. Частично из-за занятости — с тех пор, как она выиграла дело Латриции Браун, телефоны Джессики и Фреда звонили не переставая; у фирмы «Мортон и Франклин» появилось больше клиентов, чем они могли обслужить, поэтому они проводили собеседования с адвокатами и думали о расширении своих офисов. Но другая причина, по которой она держалась подальше от «Бабочки», заключалась в ее ощущениях после встречи с ковбоем в баре стиля Дикиго Запада.
Ночь с Лонни была сказочной. Это было воплощением ее мечты. И некоторое время после этого она чувствовала себя легкой, воздушной и положительно заряженной. Но затем, когда первичная эйфория начала постепенно проходить и она снова оказалась в реальном мире, ее начали наполнять сомнения и неуверенность. Она испытывала противоречивые чувства и некоторые опасения. Опасение, она знала, было основано на чувстве вины. Ее католическое сознание, внушенное ей с самого раннего детства монахинями и священниками, которые пугали ее видениями ада, внезапно стали возвращаться. Она совершила грех.
И поэтому Джессика не могла вернуться в «Бабочку» и решила не возвращаться, пока не разберется в своих мыслях и чувствах.
— Так вы, должно быть, знаете очень много известных людей, миссис Франклин.
Она посмотрела на человека, сидящего по другую сторону стола. В течение мгновения она не могла вспомнить его имени и запаниковала. Джон был бы разъярен. Он подчеркнул ей важность ужина, важность того, чтобы она произвела хорошее впечатление, потому что этот человек мог принести много денег фирме Джона.
Его имя было скандинавским… Она посмотрела на Джона, прежде чем сказала:
— Боюсь, что большинство из моих клиентов — те, кого бы вы назвали «закулисные люди», мистер… — она подняла свой бокал с «Май-тай» и отпила глоток, — мистер Расмуссен. Сценаристы, агенты, люди, отбирающие актерский состав, — очень немногие из моих клиентов известны публике.
Мужчина засмеялся и сказал:
— Моей жене нравится телешоу «Пятый север». Эта Латриция Браун, конечно, хорошая актриса. Я читал, как вы боролись за то, чтобы она осталась в шоу.
Джессика чувствовала, что недовольство Джона растет. Хотя он уютно расположился на своем стуле и небрежно помешивал коктейль, она ощущала его раздражение.
— Так или иначе, — сказала она, — моя работа не столь гламурна, как думают многие. Конечно же, мы можем поговорить о чем-либо более интересном!
Оба мужчины вступили в разговор о марафонском беге, оптимальном минутном объеме сердца и конкурирующей компании, в то время как Джессика сидела молча, делая в точности то, что от нее ожидалось: была доброй и милой женой Джона.
И ей ужасно не хотелось быть здесь.
— Скажите мне, миссис Франклин, — спросил мистер Расмуссен, когда принесли их заказы, — что вы думаете об этом Дэнни Маккее? Как вы считаете, он попадет в Белый дом?
— Я хотел бы видеть его там, — сказал Джон, отвечая за нее. — И я думаю, что его шансы велики. Мы будем, конечно, голосовать за него.
— Я не собираюсь делать этого, — сказала Джессика. — Мне не нравится Дэнни Маккей.
Джон удивленно посмотрел на нее.
— С каких это пор ты интересуешься политикой?
«Я всегда интересовалась ею. Только ты полагаешь, что я не интересуюсь ею».
Возвратился молодой официант, и Джон отказался от десерта для себя и Джессики.
Когда они допивали кофе и Джон оплачивал счет, мистер Расмуссен обратился к Джессике:
— Скажите, как вы думаете, вы могли бы получить автограф Латриции Браун для моей жены?
Позади нее пара, которая спорила, резко поднялась и покинула ресторан. Жена плакала.
— Джон, — проговорила Джессика, когда они ехали по шоссе вдоль Тихоокеанского побережья. — Джон, я думаю, нам нужно поговорить.
— Конечно, дорогая. О чем ты хочешь поговорить?
Она выглянула из окна. Густой туман окутывал шоссе; повороты здесь были опасными, но Джон вел «БМВ» непринужденно. Этот промежуток было особенно известен многочисленными несчастными случаями.
— Джон, я хотела бы, чтобы мы встретились с консультантом по брачно-семейным отношениям.
— Что? — Он мельком взглянул на нее и снова уставился на дорогу. Он засмеялся. — Консультант по брачно-семейным отношениям! Для чего?
— Мне кажется, что наши отношения не в порядке.
— Конечно, в порядке! — Он погладил ее колено. — Просто ты утомлена.
— Я действительно хочу, чтобы мы сходили к кому-нибудь, Джон. Если я договорюсь о встрече, ты пойдешь со мной?
— Нет. Если ты думаешь, что у нас есть проблема, решай ее сама.
По его тону Джессика поняла, что тема закрыта. И она не хотела начинать борьбу на этой опасной дороге. Поэтому они добрались домой в тишине, и она сразу пошла спать, в то время как Джон сидел, занимаясь какими-то бумагами. И теперь, находясь в своем офисе, она задавалась вопросом, почему чувствовала себя как рыба в воде среди законов, судов и предписаний, в то время как в роли жены Джона Франклина она была… женой Джона Франклина.