Не учли местное население.
Которое прекрасно жило на своем континенте, которому было, собственно, чихать на мнение пришельцев и на их указы, которому и на Бога чихать было — у него свои боги были.
И не просто так.
Что-то эти боги да значили.
Налийцы, так называли себя жители другого континента, сопротивлялись завоеванию. И весьма успешно. Но пришельцы были лучше развиты, у них было лучшее оружие, Эдория вообще слала войско за войском, давила, напирала, стремясь поглотить, проглотить, как можно больше, собрать ценности — на алтари своим богам жители тех земель приносили изумруды и рубины… как тут устоять? Налийцы дрались отчаянно, но их было меньше, они были разобщены, да и предательство играло свою роль, и принесенные пришельцами болезни… А потом, когда поняли, что проигрывают…
Что-то они такое сделали. Магия? Да, до той поры магии, считай, не было. И церковь с ней серьезно боролась. Любой колдун, любая ведьма были обречены гореть на костре.
Так вот.
Верховный одро налийцев — не король, не жрец, но тот, к кому снисходят боги, тот, к чьим голосам они прислушиваются, воззвал.
И его услышали.
Наверное, так часто бывает. Долорес рассказывала девочке то, о чем говорили деревенские ведьмы. А эта публика многое передает из уст в уста, не доверяя книгам. Слишком уж лжива бумага. Слишком легко она горит…
Долорес рассказывала, что одро не вмешивался ни во что. Не имел такого права. Но эдорийцы в какой-то миг перешагнули черту. И в храм, в котором он находился, вторглись солдаты. Ворвались, словно дикие звери, чтобы уничтожить спасающихся там детей и женщин.
Может ли стерпеть такое человек?
Если он человек — не может. А если он — одро?
Тот, кого слышат боги?
Он воззвал — и ему ответили.
Боги услышали свою паству, и все, кто находился на старом континенте, увидели в небесах лик громадного змея. Страшного.
Жуткого.
— Вы хотели получить земли. Вы их получите.
Вы хотели получить золото. Вы его получите.
И платой станут жизни тех, кто проливает кровь моих детей. Их жизни — и все связанные! Да будет так!
Может, он имел в виду нечто другое.
Может — нет. Но то, что случилось…
Во-первых, единовременно умерли около миллиона человек на Старом континенте. И сколько-то на новом.
Те, кто ушли туда воевать — умерли все. И умерли те, кто был связан с ними кровью. Родители. Дети. Братья и сестры… по счастью — до второго поколения, а то бы вообще континент вымер. Эдория, считай, и вымерла.
Во-вторых, на новом континенте не осталось ни одного налийца. Они куда-то ушли.
Ушли сами, судя по тому, что и храмов не осталось, и ничего не осталось — с дирижаблей это смогли разглядеть точно. Тогда их еще могли поднять в воздух.
В-третьих, новый континент каким-то чудом очутился через небольшой пролив от старого. И завелась на нем такая дрянь…
Если бы не пролив — точно бы все вымерли к бесовой матери еще в первые сто лет! А так…
Человек — существо, приспосабливающееся к любым условиям.
Тем более, что в мире появилась магия. Два источника, два потока, если их можно так назвать. Светлый и темный.
Светлая магия, как легко догадаться, была целительской. Вот с целительством получалось просто замечательно. А дальше… пока придумали, как преобразовать магическую энергию в механическую, пока догадались, как с ее помощью облегчить себе жизнь… понятное дело! Вот ты создал молнию.
А на фига? Что с ней дальше-то делать? В землю бухнуть? Да со всей дури, чтобы ошметки в разные стороны полетели? Очень полезно…
Вода… тут лучше, конечно, водопровод штука полезная. Но ведь не посадишь же мага в этот водопровод постоянно. Так что целительство, артефакторика, зарядка артефактов — да, безусловно. Светлый поток ни дня не сидел без работы.
И темный поток.
Сначала, было, церковь вякнула.
Потом там нашелся умный человек, имя которого сейчас частенько поминают в молитвах. Есть такое ответвление — боевые монахи.
Живут себе люди, сражаются с разной нечистью, а нечисти принялось много вылезать, никакого серебра не хватало… а новом континенте точно было! Золото, серебро, драгоценные камни… но ты поди, доберись! Вот, их главой и был избран смиренный брат Томмазо из Астилии.
И достижений у него было много.
Именно брат Томмазо останавливал прорывы, именно он боролся с сектой Запретных, именно он остановил лхамаари…
Вот, в том бою и случилось…
Темный источник отлично помогает против темных же тварей. Когда прорывались к гнезду, были ранены все — и братья, и их предводитель… а в гнезде обнаружили нескольких детей. Любят эти твари человеческое мясо. Понежнее…
И даже вытащить малышню было некогда… отбиваться не успевали.
Дар открылся у одной из девочек. Хлобыстнуло так — лхамаари полегли, где стояли. Монахи были серьезно потрепаны, но и сами спаслись, и детей вытащили. А девочка…
Раньше бы ее сожгли.
Сейчас же…
Брат Томмазо грохнул кулаком по столу и сказал — учить надо! Такие способности, да не использовать?! А вы не враги ли, часом?
Так и появилась первая ведьма.
И первая боевая сестра.
Не все некроманты посвящали себя Богу, случались и такие, что пытались приручить нечисть к собственной выгоде, впадали в ересь… да много чего бывало.
Но Лассара веками стояли на службе короны. И предателей среди них не было.
А все равно — страшно.
Носителей темного источника проверяли вдвое чаще — им же проще обернуться ко злу, правда!? Не притесняли лишний раз, но приглядывали. Пусть и доброжелательно.
И это пугало. Так что в храм Антония входила с определенной настороженностью. Оглядывалась по сторонам, но ничего такого в нем не было.
Сводчатые потолки, расписанные фресками стены, Творец всего сущего, его святые…
Вот икона брата Томмазо.
Как живой… седые волосы, яркие темные глаза, черные брови, орлиный нос. Почему он?
Знак. Белая ряса — и на ней знак раскрытой окровавленной ладони. По преданию, когда творец спускался в мир, над ним решили подшутить — и протянули ему раскаленный гвоздь. Творец послушно взял его. а когда спросили — больно? Творец раскрыл ладонь, обожженную и кровоточащую, и сказал, что это — не боль. А вот сердце его за людей болит сильнее. С тех пор символ Храма — раскрытая ладонь, обагренная кровью.
А вот и…
Монах, который подошел к ним, был просто картинным священником. Иначе и не скажешь.
Белейшая сутана, седые волосы, падающие на плечи и спорящие с ней белизной, седая же борода, черные брови — и умный серьезный взгляд карих глаз. Кажется, это просто маска. Вроде как шулер иногда и таном представится, и пиджак с золотыми пуговицами наденет.
Вот и здесь.
Все видят белейшие одежды и участливую улыбку.
А что под ними?
Что внутри?
Антония решила глубоко не заглядывать. Целее будет. И преклонила колени, как полагается.
— Благословите, отче.
— Да пребудет Творец в твоей душе, дитя. — и уже ритане Розалии. — Я ежедневно молюсь за вашу семью, чадо. Все ли у вас благополучно?
— Отче Анхель, ко мне приехала племянница… к моему мужу, — чуточку скомкала рассказа ритана. Волнуется. — Я бы хотела, чтобы вы, с вашим опытом, с вашим умом, поговорили с девочкой. Антония, это отец Анхель. Отец Анхель, это Антония Даэлис Лассара.
— Лассара?
— Да, темный источник, — согласилась ритана Розалия.
Антония смотрела в пространство.
Не знаешь, что делать?
Не делай ничего!
— Что ж. Пойдем, дитя, я приму у тебя исповедь. Кто твой духовник?
— У меня его нет, — безразлично ответила Антония.
Интересно, сколько Араконы отваливают на храм, что ради них такие представления устраивают?
— Почему?
— Потому что моему отцу стало не до церкви, — тон Антонии оставался таким же ровным и невыразительным. — Когда умерла моя мать, он… заливал горе вином.