Как куклу её засунули в жёлтое такси.
Над ухом что-то орал Иркин голос. Хлопнула дверца авто.
Крепкие, словно тиски, объятия подруги.
— Всё, всё, — шептала она, прижимая голову Стеши к своей груди, неистово приглаживая волосы, озябшие плечи, продрогшую спину.
Стешу била мелкая дрожь.
Глава 4. Новорождённая
Мимо проплывала шумная вечерняя столица.
Водопады огней, автомобильный шум и гомон, сотни тысяч торопливых ног, возбужденных рук и тоскливых глаз. Такси, умело объезжая городские пробки дворами, узкими улочками, тянуло домой.
Ирина все говорила что-то рядом. Кажется, возмущалась и ругалась. Стеша не слушала. В груди поместилась пустота. Она растеклась по телу, заполнила клетки холодом и равнодушием. Мозг автоматически соображал, выдавал какие-то решения, но этого было мало, чтобы снова чувствовать себя человеком.
Несколько лет назад она смотрела фильм об удивительном искусственном интеллекте, который мечтал стать живым, стать мальчиком. Но не мог. Потому что не чувствовал. Стеша ощущала себя таким же совершенным, но неживым организмом. Способным говорить, думать, но лишенным эмоций.
Перед глазами вставала целующаяся парочка. Ухоженный парень в дорогом костюме, подаренной ею рубашке и льнущая к нему, тающая, словно бельгийский шоколад, блондинка.
Она думала, ей должно быть всё равно. Она думала, что не любит. Нет, не верно. Она ПОНИМАЛА, что не любит. Тогда почему так противно, так холодно на душе, почему в сердце — будто кусок зеркала злобного тролля попал? И оно перестало видеть всё хорошее?
В руке надрывался телефон, извиваясь и вибрируя. Девушка, даже не глядя на экран, знала — Олег. Она представляла его растерянное лицо, дрожащие от бессилия руки, злость.
— Стеша? — Ира осторожно дотронулась до её руки. — Приехали…
Подруга заглядывала в лицо, сочувствовала, переживала.
— Не смотри на меня так, — фраза получилась резкой. Стеша не хотела обидеть. Подруга отвела взгляд, украдкой вздохнула, бросила сурово:
— Не истери, подруга. Подумаешь, мужик сволочью оказался и бабником. По сути, все они — бабники: кто-то в большей степени, кто-то — в меньшей. Тебе не повезло, считай, и лучше сейчас, чем потом, после свадьбы. — Она махнула рукой и кивнула своим собственным словам. — Ничего, начнешь новую жизнь.
Они миновали блестящую от дождя, пустынную детскую площадку, подошли к подъеду, поднялись пешком на пятый этаж. Стеша шла медленно, будто взвешивая каждый шаг. На самом деле — оттягивая момент, когда ей придется прийти домой. Ирка сопела рядом, тревожно посматривала ей в затылок.
— Ир, не надо меня провожать. И опекать как новорожденную тоже не надо, — попробовала избавиться от подруги девушка. Ей хотелось одиночества. Чтобы разложить по полочкам то, что неопрятной кучей шевелилось в душе.
— А ты и есть новорожденная, — пробурчала подруга, но в голос сказала: — Сейчас Татьяне Николаевне тебе передам, валерьянки стакан налью… Хотя лучше, конечно, коньяк, но мать твоя, небось, не даст…
— Не даст, — отозвалась Стеша.
Ирина не успела нажать кнопку звонка, её рука с вытянутым указательным пальцем так и повисла в воздухе — дверь распахнулась, на площадку вылетела Татьяна Николаевна, как всегда в состоянии полной готовности к приему гостей и походу на званый ужин.
— Стеша! — вскрикнула мать. — Объясни мне, что происходит?! Олег оборвал телефон, волнуется, переживает. Говорит, вы повздорили, ты убежала и теперь не берёшь трубку. Что за ребячество! Разве взрослые люди так поступают?!
Это всё было высказано сразу, в запале, прямо на пороге уютной и благоустроенной квартиры.
— Я не хочу его видеть, — коротко сказала девушка, просачиваясь мимо матери домой. Устало присела на пуф, сбросила туфли. Ирка замерла в дверях.
Татьяна Николаевна упёрла руки в бока, посмотрела на дочь сердито.
— Что значит «не хочу видеть»?
— То и значит. Не хочу, — Стеша аккуратно поставила «лодочки» на плку для обуви. — И не буду.
Мать на мгновение потеряла дар речи, беспомощно развела руки, но собралась быстрее, чем это можно предположить.
— Это что же ты могла такое учудить, что тебе стыдно ему на глаза показываться?! И почему ты раздета? Где твоё пальто?! — её голос становился всё громче и нервознее.
От её слов Стеша вздрогнула, как от пощечины. Острые плечи напряглись под волглой блузкой.
Ирина, неприкаянно стоявшая на пороге и беспокойно посматривавшая то на Татьяну Николаевну, то на подругу, поняла, что ей пора вмешаться: