Назавтра Башмачков явился в отделение как раз к выписке. Лина уже «сидела на чемоданах», то бишь на объемных сумках. За две недели пребывания в клинике у нее откуда-то набралось барахлишка. Лина еще с утра бережно извлекла из дальнего угла тумбочки антикварную медаль, которую Бармин просил передать его дочери Верочке, и спрятала на дно объемной сумки. Не терпелось поскорее оказаться дома, и Лина подгоняла Башмачкова, пока тот бегал рысцой по длинным коридорам клиники и подписывал за нее все необходимые бумажки. Она очень боялась, как бы какой-нибудь пустяк — подскочившая от волнения температура, высокое давление или не до конца заживший шов — не помешали выписке. Лина уже и не чаяла попасть домой к Новому году, но судьба в лице всесильного Омара Омарыча неожиданно сжалилась и сделала ей этот роскошный новогодний подарок.
Было тридцатое декабря. Приближение праздника чувствовалось во всем. Медсестры стали чаще улыбаться, доктора выглядели не столь суровыми и загнанными, как обычно, а строгий режим дня, прежде неукоснительно соблюдавшийся в отделении, уже не казался догмой. В холле появилась симпатичная елочка и легкомысленные электрические гирлянды. Палаты постепенно пустели, больных одного за другим выписывали домой. «Понаехавшие» из других городов и стран ближнего зарубежья врачи и сестры разъехались на новогодние каникулы по домам. В отделении остались дежурить лишь те бедолаги, которым выпала невеселая участь — провести в клинике новогоднюю ночь и последующие каникулы. Омар Омарыч пожелал Лине скорейшего выздоровления, вручил ей выписку из истории болезни и назначил очередную консультацию, разумеется, уже в будущем году.
Двухнедельное заточение Лины в клинике завершилось и, что немаловажно, завершилось успешно. Лина была счастлива: операция позади, она уходит из клиники на своих ногах. К тому же, все ее страхи, а также усилия врачей и сестер оказались ненапрасными, поскольку спустя всего две недели она чувствовала себя гораздо лучше, чем до операции Башмачков очень надеялся, что, оказавшись дома Лина постепенно забудет и про больницу, и про операцию, и про бывшего дипломата Бармина. Мозг, защищая психику, обычно вытесняет из памяти все неприятное. Надо жить будущим, а не прошлым. В конце концов, кому какое дело, куда исчез этот амбиционный старик. Довольно Лине заниматься чужими проблемами, пора наконец и о себе подумать. Ну, а он, Башмачков, будет помогать по мере сил, сопровождать на прогулках и потихоньку реставрировать мосты между ними, так безжалостно сожженные пару лет назад, в сущности, из-за пустяков.
Лина в последнее время нередко разговаривала со своим сердцем, виртуозно заштопанным Рустамом Маратовичем, и порой это новое сердце говорило ей дельные вещи. Например, оно настойчиво советовало простить Башмачкову большие грехи и малые прегрешения и «пойти на второй круг». Лина подумала-подумала и, пожалуй, впервые прислушалась к сердцу, а не к голосу разума.
Лина и Башмачков тихо, по-семейному провели шумную и многолюдную в прежние годы новогоднюю ночь. Подняли кружки с клюквенным морсом, (шампанское Омар Омарыч пока строго — настрого запретил), и ровно в полночь поцеловались. Каждый из них мысленно пожелал, чтобы в новом году у них все опять сложилось, связалось и склеилось.
На следующий день начались новогодние каникулы. Люся потихоньку выкарабкивалась из гриппа и звонила все чаще. Она явно хотела убедиться, что с головой у Лины все в порядке, и, вроде бы, начала постепенно успокаиваться на этот счет. Лина была рада побыть одна и собраться с мыслями. Тем более, что для этого наступило подходящее время. Башмачков уже второго января оставил Лину на попечение родственников и отправился в давно запланированную поездку. Он улетел в Прагу, чтобы собрать материал для нового готического романа. Лина очень любила этот прекрасный город, полный тайн и средневекового очарования. Она отпустила бойфренда в поездку с легким сердцем. Ей хотелось побыть в одиночестве и сосредоточиться на исчезновении Бармина. Самое обидное, что этот господин пропал, не оставив ей телефонов ни потенциального спонсора, ни возможных инвесторов, поэтому в душе Лины все чаще поднимались досада и раздражение. К счастью, ее прооперированное сердце с каждым днем работало все лучше, и в голове Лины постепенно зарождались все новые вопросы и неожиданные гипотезы о внезапном исчезновении дипломата.