— Дорогая, у тебя неверное представление о писателях, — заявил Башмачков. — Байрон сражался за свободу Греции. Лермонтов служил на Кавказе. Толстой воевал в Севастопольскую кампанию за Крым. Подобные примеры можно множить и множить, но это займет у нас слишком много времени. Почему же ты лишаешь меня права быть мужественным?
— Бог с тобой, Башмачков! Я всегда отдавала должное твоим отчаянным поступкам. Ты ведь не растерялся даже в ту роковую минуту, когда наша жизнь висела на волоске. Как сейчас вижу перед глазами ту леденящую душу сцену. Мы с тобой в Болгарии. Я стою на мысу Калиакр. Помнишь, это красивый заповедник недалеко от золотых Песков? Так вот, я нахожусь лицом к лицу с бессердечным бандитом, который целится в меня из пистолета. Ни твои уговоры, ни мои слезы на него не действуют. Бац — и ты со всей дури пихаешь меня в бок и сам падаешь, не удержавшись на ногах. Мы катимся с горы и … И спасаемся! Если честно, твой хамоватый. Весьма чувствительный втычок в бок тогда спас жизнь и мне, и тебе. А вскоре и доблестные болгарские полицейские опомнились и наконец подтянулись в заповедник, завершив весь этот «фильм ужасов» неожиданным хэппи-эндом.
Башмачков просиял, похвалы подруги ему явно льстили. Он с готовностью подхватил воспоминания Лины. Былые подвиги доставляли писателю несомненное удовольствие. Он говорил все громче, пока Танечка не сделала ему предупреждающий жест рукой, напоминая о том, что он находится в больнице, а не на сцене Дома литераторов.
— А тебе не кажется, Линок, что у нас с тобой вообще накопился целый ворох общих воспоминаний? — продолжал он уже на полтона тише. — Общее прошлое, между прочим, объединяет. Кроме вышеупомянутых тобой страшилок у нас было немало приятных минут и секунд…
Башмачков сделал паузу и, оглянувшись на Танечку, добавил совсем тихо, но со значением:
— И дней. И ночей…
Лина потупилась, помолчала пару секунд, потом снова поправила волосы и подняла на Башмачкова влажные от близких слез глаза.
— Ну пожалуйста, Башмик… Я прошу тебя. Не сейчас. Здесь не то место, чтобы выяснять отношения. Вот и Танечке мы мешаем. К чему вспоминать былое… Тогда мое сердце было разбито. А теперь… теперь оно ювелирно заштопано профессором Ренатовым! И сердцу, и мне нужно время, чтобы восстановиться. Надеюсь, ты как писатель знаешь, что сильные страсти рвут сердце в клочья. Умирают ведь не только от горя, но и от радости. В общем, давай с тобой оживлять в памяти наши лучше дни не сразу, а постепенно. Понимаешь, я уважаю труд моего Рустама Маратовича и не хочу надорвать зашитое им мое бедное сердце, слишком быстро.
— Вот и я о том же, — тихо согласился Башмачков. — Надеюсь, теперь ты будешь беречь свое заштопанное сердце? А конкретнее — станешь наконец благоразумной и бросишь свою дурацкую привычку лезть не в свое дело, — завершил он назидательную речь и по-отцовски положил Лине руку на плечо. Тепло этой большой мужской руки пробудило в душе Лины самые потаенные воспоминания. Она вспомнила, как сильные руки возлюбленного ласкали когда-то ее тело, и внезапно слезы потоком хлынули из глаз.
Башмачков достал из кармана чистый носовой платок, осторожно промокнул ей глаза и нежно вытер лицо.
— Врач сказал, что у меня будет длинный восстановительный период, так что по меньшей мере пару месяцев ты можешь за меня быть спокоен, — грустно улыбнулась Лина, подняв на мужчину мокрые глаза.
— Ну, и слава богу! Наконец-то ты, Линок, угомонишься и забудешь о своих сомнительных самодеятельных расследованиях и битвах с ветряными мельницами. Эти твои экзальтированные выходки только мешают профессионалам делать свое дело.
Лине показалось, что в голосе Башмачкова появились давно забытые интимные нотки. Впрочем, как еще можно разговаривать с женщиной, только что пережившей операцию на открытом сердце?
Лина почувствовала, что все, хватит, пора прощаться. Иначе она прямо здесь и сейчас бросится к Башмачкову на шею прямо на глазах Танечки. Которая поглядывала на них со все большим изумлением. Внезапно она почувствовала, что приятные воспоминания ее утомили, и Лина, виновато взглянув на бывшего бойфренда, попросила не затягивать визит.
Башмачков послушно двинул к выходу, не без труда разместив по пути содержание своих объемных пакетов в больничном холодильнике.
Лина проводила его взглядом и с удивлением обнаружила, что положение пациентки нравится ей с каждым днем все больше. Друзья и родственники по очереди навещают ее в клинике, развлекают, стараются всячески угодить. Привозят разные вкусности, звонят, беспокоятся… Вот, даже Валерий Башмачков, бывший соратник по ее авантюрным затеям и возлюбленный, увы, тоже бывший, в клинику пожаловал. В общем, наконец она может остановиться и сделать паузу в своей сумасшедшей жизни, похожей на бесконечный марафонский забег в городских джунглях… Вообще-то в ее положении самым разумным было бы подумать о жизни и смерти, о своем втором рождении, о здоровье и о полезных советах доктора Омарова, но подобные мысли обычно ненадолго задерживались в ее голове. Так уж Лина была устроена. Едва ее отключили от капельницы, как она принялась строить оптимистичные планы насчет работы и дальнейшей жизни.