— Прошу вас.
Осторожный глоток. Губы под тонкими усами удовлетворенно поджались.
— Где вы научились так танцевать танго?
— Я родился в Буэнос-Айресе.
— Да? Удивительно. — Армандо де Троэйе сделал еще глоток. — Выговор не чувствуется.
— Я не очень долго прожил там. Отец мой, родом из Астурии, эмигрировал в девяностые… Не преуспел, вернулся в Испанию больным и вскоре умер. Но успел перед этим жениться на итальянке, произвести на свет нескольких детей и вывезти нас всех с собой.
Композитор подался вперед, опираясь о плетеные подлокотники.
— И сколько же вы там прожили?
— До четырнадцати лет.
— Это все объясняет… Потому у вас и получается настоящее танго. Чему вы улыбаетесь?
Макс пожал плечами и ответил чистосердечно:
— Потому что нет в них ничего настоящего. Истинное танго — это нечто совсем другое.
Непритворное удивление — или ему показалось? Может быть, это всего лишь привитое воспитанием внимание к собеседнику? Стакан остановился на полпути от стола ко рту.
— Вот как? И какое же оно?
— В исполнении народных музыкантов — стремительное. И если определить одним словом — скорее сладострастное, нежели элегантное. В нем больше лихости, удали… это танец проституток и воров.
Де Троэйе рассмеялся:
— Кое-где у нас такое тоже бывает.
— Не вполне. Оригинальное танго сильно изменилось, особенно когда лет десять-пятнадцать назад вошло в моду в Париже после «балов апашей»… И стиль подонков общества подхватили порядочные люди. Потом танго, уже офранцузившись, вернулось в Аргентину, стало утонченным и почти респектабельным… — Макс снова пожал плечами, допил абсент и взглянул на композитора, дружески ему улыбавшегося. — Полагаю, объяснил?
— Конечно. Очень интересно. Признаюсь, сеньор Коста, вы для меня — приятная неожиданность.
Макс не помнил, чтобы называл свою фамилию ему или его жене. Вероятно, Армандо де Троэйе наткнулся на нее в списках персонала. Или искал и нашел. Он на миг задумался об этом, но погружаться в размышления не стал, а вновь принялся утолять любопытство собеседника. В подражание парижанам танго привилось и в высшем аргентинском обществе, прежде считавшем его аморальным и безнравственным. Танец перестал быть прерогативой сброда с окраин и переместился в бальные залы. Впрочем, и сегодня настоящее танго — то, которое танцуют в Буэнос-Айресе воры, бандиты и всякого рода темные личности, — существует как бы подпольно: барышни из хороших семей играют его тайком, по нотам, раздобытым для них братьями-шалопаями и женихами-полуночниками.
— Но вы-то ведь, — возразил Армандо де Троэйе, — танцуете современное танго?
При слове «современное» Макс улыбнулся.
— Ну конечно. То, что востребовано. Впрочем, это то, что я умею. Старое танго, которое в ходу в Буэнос-Айресе, я выучить не успел — был еще слишком мал. Только видел несколько раз, как его исполняют. Забавно, что этому танго я научился в Париже.
— Как же вы там оказались?
— Это долгая история. Боюсь вас утомить.
Де Троэйе подозвал официанта и, не обращая внимания на возражения Макса, заказал еще по порции. Было похоже, что он привык поступать так, ни с кем не советуясь. Он принадлежал или хотел показать, что принадлежит, к той категории людей, что ведут себя по-хозяйски даже за чужим столом.
— Утомить? Вот еще… Нисколько. Вы даже представить себе не можете, до чего мне интересно то, что вы рассказываете. Неужели до сих пор в Буэнос-Айресе танцуют старинное танго?.. Чистое, так сказать, танго?
Макс после секундного размышления с сомнением покачал головой:
— Нет. Чистого не найти нигде. Но кое-где танцуют нечто подобное… Не в модных салонах, разумеется.
Он взглянул на руки собеседника. Крепкие, широкие кисти. Ни малейшего изящества, казалось бы, присущего рукам знаменитого музыканта. Коротко остриженные отполированные ногти. На безымянном пальце над обручальным кольцом — золотой перстень с синим камнем.
— У меня к вам просьба, сеньор Коста… Это очень важно для меня.
Подали абсент и вермут. Макс не прикоснулся к своему бокалу. Де Троэйе улыбался дружелюбно и уверенно.
— Я хотел бы пригласить вас отобедать, — продолжал он, — с тем чтобы можно было обсудить все подробно.
Макс сумел скрыть удивление под извиняющейся улыбкой:
— Благодарю вас, но я не имею права появляться в ресторане первого класса. Персонал туда не допускают.