— Она не должна знать, что ты будешь присутствовать во время ее интервью. Главное то, чтобы ты все знал. — Франклин встал и, перегнувшись через стол, положил руку на плечо Джека. — И не надо говорить мне никакой чепухи насчет часовых поясов. Садись на самолет, и ты вполне успеешь. — Джек бросил на друга унылый взгляд, и Франклин, засмеявшись, добавил: — Держу пари, если ты пустишь в ход свое неотразимое обаяние, то кассирша не устоит и продаст тебе билет за полцены. А в самолете ты, по крайней мере, сможешь хоть немного поспать.
Сомнений больше не осталось — Джек понял, что он полетит. Франклин был тысячу раз прав. Прав он был и в том, что Эйприл не следовало знать о его приезде. Он будет рядом с ней просто на всякий случай — кто знает, вдруг ей понадобится его помощь.
Но прежде ему необходимо уладить кое-какие дела, кое-кому позвонить, а потом еще встретиться с Франни Стайн-Уайт.
Дрожащей от волнения рукой, Эйприл прикрепила к своему воротнику маленький микрофончик. Она нервничала, сидя в ярком свете направленных на нее прожекторов, и голова, которую она заставляла еще раз продумать свое выступление, никак не хотела слушаться ее.
Прежде чем согласиться на это интервью, Эйприл оговорила ряд условий, касавшихся содержания вопросов, предупредив ведущую передачи, что если та будет пытаться затронуть темы, которые она наотрез отказалась обсуждать, то она просто встанет и уйдет. Эйприл знала, что самым страшным для ведущего прямого эфира является подобный срыв передачи.
Она бросила взгляд на отца, сидевшего в другом конце маленькой студии, все еще не веря тому, что он здесь. Как она и предполагала, латиноамериканское происхождение хорошо маскировало его возраст. Однако, если внимательно присмотреться, то можно было заметить тонкие линии морщин вокруг глаз, а в уголках напряженного рта — складки печали. Эйприл еще была далека от того, чтобы примириться с тем, как он поступил с ней десять лет назад, но, как видно, одиночество — это улица с двусторонним движением, а время стало мудрым учителем как для него, так и для нее. Теперь у нее появилась надежда, и пока этого было достаточно.
Ведущая телеэфира, самоуверенная блондинка, многочисленные достоинства которой были на устах у всей Америки, подсела к Эйприл и стала прикреплять микрофон к своей блузке.
— Вы только не нервничайте, — сказала она, изобразив на лице подобие улыбки. — Конечно, я понимаю, что для вас это не так уж просто, но у меня большой опыт проведения подобных передач, и я обещаю, что постараюсь, как смогу, облегчить вам вашу задачу. — И она подставила лицо гримерше для нанесения последних штрихов грима.
Воспользовавшись этим моментом, Эйприл послала отцу быструю улыбку; потом, постаравшись справиться со своим волнением, надела на лицо маску лучезарного удовлетворения жизнью, которая, как она считала, приличествует владелице процветающего курорта. Подавив в себе несвоевременное желание увидеть смеющиеся светло-зеленые глаза, она выговорила себе за то, что словно маленькая девочка, хочет, чтобы Джек держал ее сейчас за руку. Нет, нет и нет. Он здесь совсем ни при чем, это ее собственное решение, и только ее. Она поступила правильно, что приняла его. А ведь он знал, что именно так и будет. Ассистент слегка подвинул ей стул.
— Готовы?
Эйприл запрятала неожиданно возникшую тоску по Джеку подальше от чужих глаз, подумав, что ей никогда не удастся избавиться от этого чувства, и повернулась лицом к камере.
— Готова как никогда.
Джек стоял в дальнем углу ярко освещенной студии, надеясь, что свет скоро сделают более щадящим. С трудом оторвав взгляд от Эйприл, он перевел глаза на стоявшую рядом с ним женщину.
Невысокого роста, русоволосая, с улыбкой наготове, Франни Стайн-Уайт была для него бесценной находкой. Судьба оказалась более, чем благосклонной к ней. В последние годы она была лоббистом, добывавшем информацию в кулуарах конгресса США для одной из лейбористских организаций, и характер ее работы не мог не наложить на нее свой отпечаток. Теперь это была чертовски уверенная в себе женщина. Если бы Джек специально подбирал свидетеля, ему бы вряд ли удалось найти лучшую кандидатуру.
Когда он стал вести с ней переговоры насчет того, чтобы она рассказала свою печальную историю, казалось, Франни даже оживилась. Однако ей не так просто было решиться выступить по национальному телевидению. И Джек, превозмогая свою невероятную усталость, пустил в ход все свое мастерство очаровывать женщин, чтобы убедить ее поехать с ним в Нью-Йорк. Ему пришлось пообещать ей полную анонимность выступления, на что телевизионщики с радостью давали свое согласие, равно как и на все остальные требования с условием, что она будет участвовать в передаче.