А Ольга даром ничего не делает, это он всегда знал. Что ж, у него останутся книги и музыка, а может быть, что-то получится с этой милой девушкой Мариной. Он так устал от одиночества. Она, похоже, к нему хорошо относится, верит, что он ни в чем не виноват. Сегодня он проведет с ней вечер и не будет думать о неприятном.
Ровно в четыре он ждал меня на остановке. Увидев, как я выхожу из автобуса, он так обрадовался, что у меня сжалось сердце. Неужели он так неуверен в себе, что сомневался, приду ли я?
Алик приготовил вполне приличный ужин и даже купил на десерт мороженое. Пока мы ели, он рассказал мне, как его бывшая жена сначала не хотела говорить правду, как он на очной ставке вспомнил про костюм, как он, Алик, случайно задел столик и Ольга пролила на юбку томатный соус, она еще обозвала его бегемотом и неуклюжей тетерей. Когда привезли костюм, он был чист, но Громова, все-таки женщина, обнюхала костюм и нашла след пятновыводителя. Костюм отправили на экспертизу, Ольге выразили порицание, а его Громова отпустила.
– С ума сойти, как в настоящем детективе!
– Так что вот, – слабо улыбнулся Алик, – теперь я перед законом чист, – но, говоря эти слова, он отвернулся к окну.
Если приглядеться, он вовсе не выглядел таким радостным. Я подошла к нему сзади и погладила волосы на затылке.
– Все будет хорошо, не надо переживать.
Он напрягся, потому что под руку мне попался шрам.
– Тебе больно?
– Нет, что ты. Это дело давнее, три года уже прошло.
– Ты попал в аварию на машине?
– Да, у меня был старый «Москвич», от деда остался. Раньше все хотел его поменять, а теперь, наверное, больше никогда за руль не сяду.
– Тебе нельзя водить?
– Сам не хочу. Доездился уже.
Я быстро прикинула в уме: авария произошла три года назад и развод тоже в то самое время. Значит, эта стерва бросила его после аварии, раз Алик говорит, что только отец за ним ухаживал и друзья. А он ее за это водит по итальянским ресторанам.
Очень странно! Но не буду портить человеку настроение, ему и так в последнее время досталось.
– Пойдем, Алик, выпьем кофе, что там еше есть, мороженое?
Я достала из холодильника вазочку с мороженым, Алик принес креманочки, и в это время раздался звонок в дверь.
– Кого ты ждешь?
– Да никого, дворник, наверное, или соседка.
Он пошел открывать, из коридора послышался женский голос. Я терпеливо ждала, машинально прислушиваясь.
– Привет, не ожидал? У меня тут возникли кое-какие деловые вопросы. Ничего, что я без звонка? Ты все равно вечно сидишь дома.
– Извини, Оля, я сегодня занят, время для разговора не совсем подходящее.
Голоса приближались к комнате. Мне показалось, что Алик пытается ей воспрепятствовать, но поддается ее настойчивому натиску. Она все-таки протиснулась в дверь и застыла на пороге. Произошла немая сцена, я ее успела как следует рассмотреть. Высокая, очень худая, коротко стриженная. По масти не понять кто – волосы темные, явно крашеные, а на морде столько косметики, что тоже непонятно, где там свое. Одета в черный костюм, ужасно дорогой, Анька мне такой показывала в бутике на Невском – тысячу долларов стоит.
Алик назвал ее Олей, стало быть, это и есть его бывшая, легка на помине. Я смотрела, как меняется ее лицо. Раньше на нем была улыбка, не скажу, что слишком приветливая, но все-таки, а при виде меня улыбка сошла на нет, остался только хищный оскал, как у гиены.
– Здравствуйте, – первой не выдержала я.
Не отвечая, она повернулась к Алику.
– Что это значит? – зловеще-тихо спросила она.
Алик ужасно напрягся, но пока еще держался.
– Познакомьтесь, это Марина, а это Ольга, моя…
– Твоя жена, – процедила Ольга, – а это кто?
– Бывшая жена. – Я подняла брови и холодно на нее посмотрела, нетрудно было догадаться, что тихого вечера с задушевной беседой и двумя-тремя поцелуями под музыку Вивальди у нас уже не получится.
Эта ведьма наконец соизволила повернуться ко мне. Она смерила меня с головы до ног уничтожающим взглядом, очевидно осмотр ее удовлетворил. Некоторые шмотки моей сестрицы способны соперничать с ее тысячедолларовым костюмом, но на мне сегодня был жакет, который матушка связала сама, кстати очень хорошо. Тем не менее в представлении бывшей я ей явно проигрывала, поэтому она немного успокоилась и решила сменить тактику.
– И позвольте спросить, дорогие мои, чем это вы тут занимаетесь?
«А тебе какое дело?» – чуть не сорвалось у меня с языка, но я посмотрела на Алика и промолчала.
– Кофий пьете? – продолжала бывшая Аликова мегера. – О, и шампанское было? А что потом по программе у вас предусмотрено? Пойдете баиньки? Спеть вам колыбельную?
– Спасибо, мы уж как-нибудь сами, – опять не удержалась я.
– Напрасно ты так самонадеянна, милочка. Сама ты с этим, – она кивнула на Алика, – ничего не сделаешь, да будь ты хоть секс-бомба. У него, видишь ли, небольшой дефект после аварии, с головкой неладно и кое с чем еще.
Я невольно оглянулась на Алика. Он был мертвенно бледен. Ну как он позволяет этой стерве так себя вести!
– Ольга, прекрати, – умоляюще проговорил Алик – это вместо того, чтобы вмазать ей как следует по физиономии.
Но это подействовало на его бывшую, как красная тряпка на быка.
– Почему это я должна прекратить, я еше только начинаю. Должна же я открыть глаза бедной девушке. Он, видите ли, милая, ничего не может. Так, разговоры разные, музыку послушать, о природе побеспокоиться – это всегда пожалуйста. А как до дела дойдет, так у нас проблемы. Мы туда-сюда, а потом начинаем плакать и просить прощения – ах, и на этот раз не вышло! Так что лучше заранее приготовьтесь его утешать, а на что другое и не настраивайтесь.
Краем глаза я покосилась на Алика. Он стоял мертвенно бледный, только пот стекал по щеке. Да, поставил он меня в положеньице, нечего сказать. Интересно, врет эта стерва или нет? С одной стороны, этим могли объясняться многие Аликовы странности. А с другой стороны – уж больно подлая баба, во всяком случае, она явно преувеличивает. Я решила немножко показать зубки.
– А вы, значит, бегаете по всем его знакомым девушкам и заботливо предупреждаете, чтобы они не связывались с вашим бывшим мужем? Что ж, мне нравится такая женская солидарность. Какая трогательная забота о молодых, прямо мать родная!
Это я намекала, что она старше меня. Фурия мгновенно разъярилась и стала говорить открытым текстом. Не могу сказать, что там был один мат. Нецензурные выражения, конечно, встречались, но это было не главное. Весь монолог состоял из таких гадостей, что мне стало нехорошо. Речь ее текла гладко, чувствовалось, что все тщательно продумано и произносится не в первый раз.
Я еще раз покосилась на Алика. Вид его был ужасен. Какой-то он стал синюшный, как живой мертвец. Этак она его до инфаркта доведет. Но сам ведь во всем виноват!
Алик отреагировал на мой взгляд, вышел из ступора.
– Прекрати немедленно, слышишь, – закричал он, – ты все врешь!
– Ах как нас зацепило! А ты забыл, как валялся там, в Первом меде и скулил от боли? И врачи от тебя отказались, когда ты был в ступоре, и даже хотели перевести в психушку?
– Тебя там не было, – угрюмо проговорил он, – тебя не пускали.
– А потом нашелся доктор Крылов, которому твой папочка сунул взятку, еще бы, герр профессор не потерпит, чтобы у него был чокнутый сын. И доктор написал в бумажке, что все нормально. А папочкин сыночек психует потихоньку в одиночестве.
Алик издал какой-то сдавленный звук, мы оглянулись на него. Его бледность украсили малиновые пятна на щеках и шее. Пот уже просто тек ручьем. Он смотрел вперед какими-то остекленевшими глазами. Да, похоже, пора прекращать этот светский раут.
– Ладно, ребята, вы тут развлекайтесь дальше, а я уж пойду.