Пыталась понять, что именно он хочет до меня донести таким странным признанием. Звучало все действительно бредово, учитывая, что мы произносим одни и те же слова по кругу, друг за другом.
— Ты что, бросаешь меня, потому что любишь?
— Да.— Дадо опустил голову.
— Стоп, стоп. Возможно я тупая, но до меня действительно не доходит. Ты бросаешь меня, но при этом безумно любишь? Я все правильно поняла? — уточнила я.
— Да, — снова подтвердил Дадо и ещё ниже опустил голову.
— О, Господи! Кто-то из нас точно сошёл с ума. Я развела руки в стороны, не зная, что к этому добавить, и тут Дадо все-таки нашёл в себе силы и, посмотрев мне прямо в глаза, произнес:
— Прости, но Пилар беременна.
— Наконец-то…— начала, было, говорить я, и тут же осеклась, смысл сказанного резанул мозг осознанием.
— Что?
— Пилар беременна от меня,— убийственно озвучил Дадо.
Я открыла рот, чтобы что-то сказать или возразить, или возмутиться. Ну, чтобы хоть как-то выразить то, что чувствую, но, так и не найдя слов, закрыла рот.
— Понимаешь, все изменилось, я просто не могу ее сейчас бросить. Прости, я должен быть с ней. — Дадо выглядел очень виноватым. У ребёнка должен быть отец.
— И давно ты об этом узнал? — беря себя в руки, как можно безразличнее спросила я.
— Недавно,— нехотя ответил Дадо.
— До того, как мы с тобой резвились, как кролики?
— Зачем ты так?
— Прости, ты прав,— извинилась я.
— Продолжай, я тебя перебила, так, когда ты узнал?
— Пилар мне вчера сообщила, она сказала, что не хотела говорить. Хотела делать аборт, но после того, как я попал в больницу, она подумала тогда, что я умру, и решила оставить ребёнка. А потом аборт было поздно делать.
— Ну и какого черта она до сих пор молчала? — разозлилась я, готовая прямо сейчас вывалить ему свою тайну. Вот интересно, что он будет делать, когда узнает, что я тоже беременна? Стоять, как осел между двух охапок сена и выбирать, какая из них для него будет посочнее?
— Пилар не хотела на меня давить, она знает, как я отношусь к детям и не желала, чтобы я женился на ней по залёту.
— Ах, вот оно что! Умный ход,—скривилась я.— Тогда зачем сказала?
— Я сегодня хотел порвать с ней, а она расплакалась, не выдержала и все рассказала.
— Умница,— я похлопала в ладоши, изображая аплодисменты.
— Не хотела, но при этом все равно шантажирует тебя.
— Зачем ты так? — Дадо был явно подавлен.
— А как? Мне нужно обрадоваться? Пожелать тебе счастья? Скажи мне Дадо, что я должна сделать? Может в крестные к вам напроситься? Ты только скажи.
— Я не знаю,— Дадо пожал плечами.— Я думал, ты поймёшь.
— Если так, то иди. Я понимаю и отпускаю,— отрывисто бросила я.
— Я люблю тебя.
— Тебе не кажется, что в данный момент это звучит, не совсем уместно? — скривилась я.
— Ты просто не хочешь меня понять.
— Отчего же! — разозлилась я, вспыхивая как зажжённая спичка.— Я очень хорошо тебя понимаю: ты любишь меня и не любишь ее, но при этом спишь с нами обеими. А потом ты бросаешь меня, ту, которую, как ты говоришь, любишь. Ради ребёнка той, которую не любишь. Как видишь, я все понимаю.
— Но она беременна, я теперь за неё отвечаю, пойми, я хочу поступить правильно, — разгорячился Дадо.
Больше его слушать я просто не могла, чувствовала себя актрисой в бразильском сериале с точно такими же страстями и запутанным сюжетом. Если я сейчас не уйду, то просто свихнусь от всего этого, или ещё хуже того, проболтаюсь. Я, в отличие от Пилар, не собираюсь добывать себе и удерживать мужчину при помощи ребёнка.
Все, хватит, он пришел, чтобы расстаться, что ж, скатертью дорога. Пусть катится и берет на себя ответственность. А я как-нибудь сама справлюсь.
— Отлично! Удачи тебе! Я с силой рванула дверцу машины, плюхнулась на водительское сидение.
Дадо не предпринял попыток остановить меня, да и какой смысл? Что ещё он может мне сказать? По-моему, все уже предельно ясно и оговорено.
— Желаю вам счастья,— захлопнув дверцу, я завела мотор и рванула с места, а Дадо остался стоять на дороге и смотрел в след уезжающей машине.
Меня душили слезы и злость не только на Дадо, а вообще на мужчин. Как так можно? Жить с одной, но при этом любить другую? Спать с ними обеими и врать, врать, постоянно врать.
Она, значит, беременна, и он готов взять на себя ответственность за неё, а как быть со мной? Как насчёт ответственности в отношении меня?
Я открыла бардачок, достала серый листочек со штампом, справку из гинекологии, которую возила с собой, но так и не решилась показать Дадо. Зло скомкав листок, я выбросила его в окно, кому он теперь нужен? Я имею в виду листок, а не ребёнок.
То, что я не успела ничего сказать Дадо, ровным счётом не имеет никакого значения в отношении моей беременности. Это мой ребёнок, теперь только мой, и я рожу его, даже если небо упадёт на землю и вода вскипит в морях и выплеснется на сушу. Меня ничто не остановит — ни цунами, ни торнадо, ни даже апокалипсис. Дадо к моему ребёнку теперь не имеет отношения. Он взял на себя ответственность за Пилар, а за меня, выходит, отвечать некому, что ж, пусть так.
Может это и лучше — я хотела бросить его, а в итоге он бросил меня. Грустно и очень обидно.
«Ну что ж, видимо, я сама виновата, что так все затянула, а впрочем, так даже лучше»,— подумала я. Но тут моё внутреннее «я» вдруг взбунтовалось, «я» не хотело, чтобы вот так все закончилось.
'Нужно ему позвонить", — коварно подсказало оно, и я как зомби набрала номер Дадо. Уж не знаю, что на меня нашло, но в тот момент я реально была готова с ним объясниться, но провидение внесло свои коррективы, и вместо его нежного голоса я услышала голос оператора, который сообщил, что абонент не отвечает, или временно недоступен.
Не помню, как вернулась домой, как поднялась обратно в квартиру, знаю, что было уже поздно. Где я была и что делала, в памяти не отложилось, помню лишь как бесцельно бродила по набережной и паркам, но совершенно не помнила как долго — из-за пережитого стресса. Нужно было срочно прилечь и немного успокоиться.
Я прилегла на диван и не заметила, как уснула, разбудил меня телефонный звонок. Я взглянула на часы — был час ночи. Ещё не до конца проснувшись, я подняла трубку. Но вместо живого голоса на том конце провода отчётливо услышала странное дыхание, которое, как мне показалось, узнала или, вернее, предположила, что он может принадлежать только женщине в чёрном. Я нажав отбой, отшвырнула от себя телефон как можно дальше, но это не помогло — страх овладел моим разумом, я подумала, что призрак снова пришёл.
Увидеть женщину в чёрном не к добру, и от неё невозможно избавиться. Так считают многие люди. Теперь и я об этом подумала и готова была поверить — до того испугалась происходящего. Но здравый смысл все же взял верх над страхом, во-первых в комнате так никто и не появился, как это бывало раньше. Свет не погас и температура воздуха не понизилась. И я вспомнила то, что мне обещала Лада. Не доверять ей у меня не было причин, она же вывела из комы Дадо. И она обещала мне, что призрак никогда больше меня не побеспокоит, и так оно и было, даже сейчас — женщина не появилась, просто дурацкий звонок, и не факт, что это именно призрак. Я, взяв себя в руки, слезла с постели, встав на четвереньки, стала слепо шарить по полу. Идея включить свет и не ползать в темноте меня почему-то не посетила, но усилия увенчались успехом. Я нашла свой телефон, включила дисплей и нашла в памяти последний номер, с которого был сделан звонок. Набирать номер со своего мобильного я не стала, решила действовать хитрее.
Я набрала номер со стационарного телефона и стала слушать. После нескольких гудков трубку взяли, и я услышала отчётливый женский голос, который без ошибки узнала. Это была Пилар, я ничего не сказав, нажала отбой. Конечно, можно было накричать на ее, наговорить кучу гадостей. Но какой в этом смысл? Она просто ненормальная, именно только такой женщине придёт в голову звонить в час ночи и изображать привидение. И зачем ей это? Чего она хочет добиться? Она же выиграла, Дадо теперь на веки вечные будет к ней привязан. Тогда что означает этот ночной звонок, зачем она звонит и дышит в трубку, пугая меня? Какой смысл?