— Хорошо, ты права,— согласился Дадо, сжав мою ладонь и поцеловав в щеку.
— Подожди меня здесь,— попросил он и пошёл следом за доктором, который, проведя его за стеклянную дверь, повёл по длинному коридору в палату, где лежала Пилар.
Я дождалась Дадо, как и обещала, но лучше бы я этого не делала. Это было ошибкой с моей стороны, так как мне следовало приготовиться к худшему и подумать о том, что Пилар сделает все, чтобы меня очернить.
Когда Дадо вышел из палаты, его лицо, вернее выражение появившееся на нем, ничего хорошего мне не сулили.
— Ты убила моего ребёнка, ты специально толкнула ее с лестницы,— сказал он, хватая меня за запястье, рывком ставя на ноги так, что наши носы почти соприкоснулись. Его глаза пылали ненавистью, а скулы свело от напряжения.
— Я, я, я,— пролепетав, замолчала я шокированная его обвинениями.
Дадо отшвырнул меня как тряпичную куклу, и я больно ударилась спиной о стену, но даже не почувствовала боли — так была поражена тем что он мне говорил. А Дадо сыпал словами как из рога изобилия.
— Ты специально это сделала, она мне все рассказала. Какая же ты лживая тварь. Пилар сказала, что просто хотела с тобой поговорить, но ты швырнула ее с лестницы и сказала, что будешь рада, если этот ублюдок умрёт.
И вот, он умер. Она сказала, что ты ей угрожала. Ты схватила ее за руку и потащила наверх. Она просто хотела высвободиться, и тогда ты ее толкнула. Это правда? Отвечай мне, это права⁉
Дадо снова схватил меня, но на этот раз уже за плечи и стал трясти, выбивая признание.
— Это неправда,— залепетала, я поражённая тем, что слушала, но по лицу Дадо поняла, что он ни капли мне не верит. После того, как он увидел Пилар в слезах и соплях на больничной койке, когда услышал из ее бледных уст душещипательную ложь о том, что я готова убить нерождённого ребёнка лишь бы заполучить себе чужого мужчину.
Раз он поверил во все это, то что ещё я могу добавить? Как оправдаться? Дадо сам подтвердил все мои опасения на тот счёт, что я могу говорить много, долго и правдиво, но это не будет иметь смысла — он все равно меня не услышит, даже если я закричу в голос о своей невиновности.
— Молчи! Я знаю, что это правда! Ответь мне только одно — как ты могла? Это же ребёнок! Мой ребёнок! И после того, как ты убила частичку меня, ты будешь утверждать, что любишь? Как такое возможно?
— Я…— это все, что вырвалось из моего горла, а потом я плотно закрыла рот с чётким и твёрдым намерением молчать, в подтверждение своим чувствам я выставила перед лицом раскрытую ладонь. Дадо расценил и истолковал этот жест на свой лад.
— Все правильно, ты все сказала. Но я ещё не закончил. Я хочу, чтобы ты запомнила одно: не смей, слышишь? Не смей больше появляться в моей жизни. Ты для меня умерла.
Выплюнув мне в лицо эти жестокие и горькие слова, он резко развернулся и, больше ни разу не взглянув и не обернувшись, ушёл. А я так и осталась стоять возле белой больничной стены, ощущая лопатками идущий от кафеля холод и острые иглы от разлетевшейся в осколки моей жизни, разрезающие душу на части. Хорошо, что в этот момент в больничное фойе вошла Ирина, потому что я, если честно, не знаю, как смогла бы самостоятельно добраться домой.
Голова разрывалась от мыслей и информации, а сердце от горя и боли. Я никак не могла собраться с мыслями и понять, что мне теперь делать? Как жить с мыслью о том, что я сломала и отобрала, пусть и не нарочно, чью-то маленькую, так и не начавшуюся жизнь? Да, я ненавидела Пилар не меньше, чем она меня, но зла ее ребёнку я не желала.
Я хотела, чтобы Дадо был со мной, и он этого хотел, но вот что из этого получилось, надо было смириться и оставить все как есть. Он же хотел на ней жениться, тогда когда у нас с ним ничего ещё не было, зачем я влезла в их отношения?
Потом он снова решил на ней жениться во второй раз, и порвал со мной, пусть из-за ребёнка, которого она ждал, да, потом он передумал и вернулся ко мне, но от ребёнка не отказывался, в этом вся проблема.
Мне нужно было уйти и не мешать. Нужно было выгнать его, когда он пришёл и сказал, что будет жить со мной, но признает ребёнка Пилар, и будет им помогать. Мне нужно было подумать о том, что Пилар свихнулась и не оставит нас в покое. И что теперь?
Теперь я стала убийцей, потеряла любимого и оставила собственного ребёнка без отца.
Мне не стоит забывать о том, что Пилар потеряла ребёнка, а я нет. Но сказать ему об этом я уже не смогу, это будет сейчас выглядеть, как издёвка как насмешка, ещё один повод для Пилар взять вверх надо мной. Она запросто скажет, что именно поэтому я и убила ее ребёнка, чтобы расчистить себе поляну и родить своего.
Тогда Дадо будет потерян для меня окончательно.
* * *
Моим спасением от сумасшествия и чувства вины был приезд Ольги из Испании, она будто почувствовала, что нужна мне. Если честно, то я даже не рассчитывала, что она способна бросить все и вот так, сорвавшись с места, прилететь. Хотя нет, не так, То, что она на это способна, я знала, но вот теперь она была замужней женщиной и бросить мужа ради того, чтобы лететь в чужую страну только потому что тебе нехорошо на душе и подозреваешь, что у подруги неприятности. Не понимаю, как ее испанский мачо отпустил по столь странному поводу?
— Может тебе поговорить с ним нормально? — Ольга сидела за столом, подперев кулаком щеку.
— Ты думаешь, я не пробовала? Я звонила ему, писала смс, закидывала сообщения в вацап, снимала сторисы и выкладывала в инсту, но он не реагирует совершенно. И это правильно, ведь я так перед ним виновата.
— Может, ему просто нужно время?
— Может быть.
— Думаю, вы помиритесь. — Ольга похлопала меня по руке.
— Когда? — спросила я.
— Не знаю.
— Ну, вот и я не знаю.
— Хочешь, я с ним сама поговорю? От твоего имени.
— Хочу, а ты, правда, можешь?
— Ну, раз уж я все равно здесь, считай, что не зря я пролетела через всю страну.
— Ты, правда, с ним поговоришь?
— Конечно.
Ольга сдержала слово и буквально на следующий день поехала по адресу, который я ей старательно нацарапала на листке. Не знаю почему, но я тогда действительно верила, что у неё все поучится, и Дадо поймёт, что я ни в чем не виновата, но уже к обеду все мои хрустальные мечты и надежды разбились о реалии жизни. Дадо принял и терпеливо выслушал Ольгу, но не более того, и уже через полчаса после разговора с ним она набрала мой номер.
— Алло, привет.
— Привет.
— Я поговорила с ним.
— И что?
— Ничего.
— Спасибо.
— Не за что, но знаешь? Я не понимаю его. Честно, не понимаю.
— О чем ты?
— Я вижу, что он тебя все ещё любит. Тогда откуда такое упрямство?
— Упрямство в чем?
— Он сказал, что думает уехать в другой город.
— Зачем?
— Не знаю.
— Ольчик, все равно спасибо.
— Так я же ничего не сделала.
— Ты хотя бы попыталась.
— Да, я попыталась, но результата ноль.
— И на том спасибо,— устало ответила я, рассеяно гладя себя по животу. У меня этот жест в последнее время стал входить в привычку.
— Не за что — откликнулась Ольга.
— Слушай, а ты не очень обидишься, если я улечу через недельку? Просто мой рвал и метал, когда я к тебе собралась, и думаю, что он до конца не верит в то, что я улетела именно к тебе,— фыркнула подруга и стала доставать из кармана настойчиво дребезжащий телефон.
— Ну вот, я же говорила,— ещё раз фыркнула она, показывая мне дисплей, на котором вырисовывался чёткий значок того, что это входящий видео звонок.
— Включай уже не томи его,— рассмеялась, я глядя на то, как Ольга забавно высовывает изо рта язык и косит глаза к носу, изображая сумасшествие.
Затем мы обе устроились перед аппаратом, натягивая улыбки и почти в один голос радостно закричали, махая руками появившемуся на экране сосредоточенно упрямому лицу ревнивого испанца.