В тусклом свете уличного фонаря, освещавшего часть утоптанной тропинки у калитки, лицо Анны казалось подёргивающейся перекошенной маской серо-зелёного оттенка. Словно прося прощения за своё позднее вторжение, она виновато улыбнулась, и Вера увидела, как, затрясшись, на лице женщины запрыгала узкая полоска бесцветных губ.
— Господи, что случилось-то?
В тусклом отсвете фонаря круги под глазами Анны выглядели совсем тёмными, почти чёрными, и, повнимательнее присмотревшись к лицу Кряжиной, Вера невольно отшатнулась.
— Мне бы к отцу Валерию, — бессмысленно скользнув взглядом по лицу Веры, просительно проговорила Анна.
— Конечно, конечно, — торопливо согласилась Вера.
Запирая калитку на щеколду, она хотела прибавить что-то ещё, но, обернувшись, увидела, что Анны рядом уже нет. Будто в глубоком сне, механически переставляя ноги и не обращая ровным счётом никакого внимания на мечущегося Полкана, Кряжина медленно шла к крыльцу.
— Да замолчишь ты когда или нет, животина ты поблудная?! — словно собираясь поднять с земли камень, Вера нагнулась. Увидев угрожающий жест хозяйки, Полкан глухо заворчал и начал пятиться назад.
— Вера, что там такое? — в неосвещённом квадрате двери показалась высокая фигура отца Валерия.
— Батюшка… — прерывисто выдохнула Кряжина.
— Анна? — Взглянув на ссутулившуюся, как старушка, худенькую фигуру, он торопливо спустился по ступеням. — Закрой в доме ставни, накинь крюк и задвинь засовы, — коротко распорядился он, обращаясь к попадье. — Да, и ещё: если кто придёт, никого ко мне не пускай, скажи, мол, занемог батюшка. Всё поняла?
Не задавая лишних вопросов, Вера молча кивнула и, юркнув за угол, отправилась затворять ставни, а отец Валерий, что-то негромко говоря Анне, подхватил её под локоть и исчез в дверях.
Так уж случилось, что как таковой церкви в Озерках не было. Ещё в восемнадцатом, когда до деревни добралась Советская власть, красивая белокаменная церквушка о пяти куполах была взорвана. Но то ли красные комиссары не смогли правильно рассчитать силу заряда, то ли старинные мастера постарались на совесть, да только кирпичные стены церквушки выстояли. Рухнув в пыль, под битый звон колоколов упали к ногам новой власти золочёные купола, а нижняя каменная кладка, закалённая веками и верой, устояла.
Озерковского попа, каким-то чудом сумевшего спасти и спрятать церковные иконы, долго пытали, а потом, так и не сумев добиться от него признания, расстреляли. Следом за ним, не церемонясь, взялись и за попадью, но та, осеняя себя крестным знаменем, иступлённо клялась, что о местонахождении икон ей ничего не ведомо. Решив добиться своего силой, красные командиры бросились искать её полугодовалого сына, рассчитывая, на то, что, не выдержав зрелища мук незапятнанной ангельской души, она сломается и будет вынуждена во всём сознаться.
Но маленького Валерия в доме не оказалось, как и не оказалось родной вдовой сестры отца Фёдора, Таисьи. Завернув в одеяло ребёнка, она исчезла из деревни, и все её поиски не привели ни к чему. Расспросы соседей тоже дали немногое, и, озверев от злости, красные дьяволы перевернули в каждом деревенском доме всё вверх дном. В надежде выйти на след, перетряхивая старое тряпьё в сараях и подполах, они грозили жителям всеми мыслимыми и немыслимыми карами, но всё было напрасно: канув как сквозь землю, иконы белокаменной церквушки исчезли без следа.
Не сумев добиться своего, красные бойцы из деревни ушли, но перед отъездом, замуровав крепко-накрепко все ходы и выходы, заперли в доме попадью и, забросив туда уже ненужный труп отца Фёдора, подпалили сруб со всех четырёх сторон сразу. Слушая истошные женские крики, доносящиеся из огня, они жалели только об одном: что в пламени и дыму вместе с попадьёй не корчится малолетний поповский выкормыш, так нелепо ускользнувший из их рук.
Уже ближе к вечеру, дождавшись момента, когда от поповского дома остались одни дымящиеся головешки, отряд тронулся в путь и, поднимая дорожную пыль копытами лошадей, исчез из виду на целых три года. Но летом двадцать первого вернулся обратно с указом на руках, по которому предписывалось на месте взорванной церкви отстроить новый клуб, благо стены уже имелись.
Поначалу устраивать танцы и собрания в разрушенном храме для жителей Озерков казалось диким, и почти десять лет помещение клуба пустовало. Но время делало своё дело, одно поколение сменялось другим и, воспоминание о произошедшей трагедии отходило всё дальше и дальше в прошлое.
Скорее всего, с годами эта история забылась бы окончательно, но десять лет назад, осенью пятьдесят шестого, в Озерки приехал агроном Валерий Фёдорович с женой Верой. И по деревне, неизвестно откуда взявшаяся, поползла весть о том, что он и есть сын убиенного отца Фёдора, погибшего от рук красных комиссаров в далёком восемнадцатом.