Александр Викторович Костюнин
Танина ламба
Свои отзывы и предложения направляйте по адресу: A-Kostjunin@yandex.ru
Авторский сайт: http://www.kostjunin.ru
…С целью создания семьи желаю познакомиться с доброй, отзывчивой девушкой, любящей природу и рыбалку, имеющей лодку.
Фотография лодки обязательна.
Мой сосед Коля Ефимов, или попросту Ефим, работал тогда в автоколонне. Много лет ездил он на рыбалку своей компанией. Звал и меня.
Сам я больше охотник, потому и мало трогают все эти байки про «сумасшедший» клёв, про «оживший» поплавок, про «во-о-от такого» леща. Хотя после длинной вьюжной поры уху на костерке, под солнышком люблю.
К тому же погода…
Ещё третьего дня крутила позёмка. Сухая холодная крупа обжигала лицо. Казалось, зима по второму кругу пошла. И вдруг солнце, словно устав заигрывать с метелью, наклонилось гигантским рефлектором к земле: дохнуло жаром на спящих под корой деревьев насекомых, пробуждая их ото сна; на деревенских кошек, заставив их нежиться на крыльце; на людей, укутавшихся в зимние шубы с глухими воротниками, предлагая высунуть нос наружу и вдохнуть полной грудью запахи ошалевшей природы.
Такой оттяг после зимы!
В народном календаре конец апреля обозначен так: «Пришёл Федул – теплом подул». Начался снеготай. Расцыганились ручьи. Появились первые лужицы, принимая в себя голубое небо. У воробьишек наступили «банные дни». Они порой так накупаются, что не могут ни взлететь, ни чирикнуть: сидят у края лужи, осовело поглядывают на плывущие кучевые облака, млеют.
Ефим второй день сам не свой:
– Сань, поехали. Вот-вот нерест у щуки. Мы завтра выезжаем. Даже плохой день на рыбалке лучше, чем хороший день на работе, а тут, гляди, как погода разошлась.
– Где ночуем?
– У костра. В «Москвич» все не влезут. Мы с тобой в спальниках. У Славки Кочнева свой способ. Помнишь Славку-то? Мой напарник. Длинный такой, тощий, гибкий. Все люди, когда сидят – нога на ногу. А у него не просто нога на ногу, она ещё и два оборота делает, как змеевик. Со стороны посмотреть – эмблема аптеки. Так вот он берёт два больших камня размером, чтобы только мог трелевать. Закатывает оба в костёр. Камни нагреются, он выкатывает один из костра, обвивается вокруг, прижимается животом, и на полчаса тепла хватает. Потом остывший камень затаскивает в костёр, горячий достаёт. И всю ночь он эти камни: туда-сюда, туда-сюда, как Сизиф, ворочает.
Всё. Еду. Нельзя в такую пору дома сидеть. Уже тепло и комаров ещё нет. Длится этот период рыбацкого счастья не больше недели.
Поехали втроём на стареньком «Москвиче»: Ефим, Слава Кочнев и я.
Едем мимо Сяпси. Голосуют две девицы: «Довезите до Курмойлы». Мы их берём. По дороге одна спрашивает, Таня:
– Вы куда едете?
– На рыбалку.
– Возьмите нас с собой.
– Поехали.
Едем, едем. Доезжаем до отворотки на Курмойлу. Танина подружка встрепенулась:
– Остановите. Мне ни на какую рыбалку не надо. Я сойду здесь.
Мужики хором:
– Ну чего ты? Поехали.
Она на ходу стала выскакивать из машины. Остановились сразу. А эта сидит.
– Нет, я поеду с вами.
Постарше меня: лет двадцать пять будет. В чёрной фуфайке, в красных литых блестящих сапожках. На лицо интересная. Тёмно-русые волосы короткой причёской. Ямочки на щеках. Бесинка в глазах.
С основной дороги свернули на грунтовку, затем – на лесную. Сколько могли, юзили по расквашенной колее. На полянке машину пришлось бросить. Озеро в километре. Дальше пешком. За всю зиму никто не ездил туда.
Собрали шарабаны, рюкзаки, острогу, резиновую лодку – пошли.
– У меня дома такая же лодка, – на ходу обронила Таня.
Она взяла в руки два ватных спальника и отправилась за Ефимом след в след, высоко, грациозно… сексуально перешагивая снежные тающие комья. (Весной эпитет «сексуально» норовит прильнуть к каждому деепричастию, глаголу и даже знаку препинания.)
Надо же: «Лодка есть». Бойкая девчонка. Мне до этого больше книжные барышни встречались. С ними о рыбалке и не заикайся…
Было раннее утро. Наст ещё только стал отдавать. Прямо на наших глазах по целине то и дело пробегала трещинка, раздавалось глухое «ух!», и снег оседал. Верхняя корка, усыпанная хвойными иголками, словно рыжая щетина недельной давности, местами сменялась зелёным ковром брусничника и мха.
Мы вышли к лесному озеру.
Мелкий закоряженный залив, насквозь пробиваемый солнцем, свободен, а дальше тёмно-синим покрывалом ещё лежит слоистый лёд. Этот северный берег надёжно укрыт от холодных ветров, потому и отходит быстрее. По закрайкам, слева и справа от стоянки, узкая полоса воды вдоль берега. Шелестит высокий камыш.
Пока доставали из шарабана посуду, Ефим рассказал анекдот:
– Ловил старик неводом рыбу, и попалась ему золотая рыбка. Взмолилась рыбка человеческим голосом: «Отпусти меня, старче, я тебе три желания исполню». Стал старик думать, чего бы попросить. «Желаю, чтобы море-окиян стало из чистой водки». Рыбка хвостиком махнула, и стало море-окиян из водки. Старик зачерпнул кружку, пьёт – не нарадуется. Рыбка уже задыхается на суше: «Скорее говори два других желания!» – «Ну, ладно. Сделай, чтобы и речка тоже стала из чистой водки». – Махнула рыбка хвостиком, и стала речка из водки. Пошёл старик, зачерпнул кружку, пьёт – не нарадуется. А рыбка пузыри пускает: «Старик, через две секунды я сдохну. Скорей говори последнее желание и выбрось меня в море!» Старик и не знает, чего захотеть ещё. Махнул он рукой и говорит: «Ладно, дай на пол-литра и ступай себе с Богом!»
– Много текста, – упрекнул Славка.
– Я…
– Ещё короче!
– Наливай!
– Не убавить, не прибавить. Литая проза!
Выпили.
Таня с нами на равных. Лицо зарделось.
Налили по второй.
Она поправила мальчишескую причёску, сняла фуфайку, игриво накинула её на плечи и расстегнула молнию спортивной кофточки. Весеннему солнцу и нашему взору открылись необласканные девичьи груди.
Солнце, чувствую, ахнуло!
Таня взяла в левую руку гранёный стакан с водкой, в правую – пачку сметаны. Молча улыбнулась. Промурлыкала что-то себе по-кошачьи. Прикрыла веки. (Длинные ресницы, казалось, коснулись меня.) Запрокинула голову и выплеснула холодный горький напиток в горло. Едва поморщившись, припала к сметане, и было видно, как перебирая нижней губой, она сглатывала её.
Крепкая высокая грудь при каждом глотке восторженно вздымалась. Таня обольстительно постанывала, поднимая коробку круче и круче.
Мы не отрываясь, приоткрыв рты, следили.
Таня неловко повела рукой, и белый жирный сгусток шлепком упал ей в глубокую ложбинку груди. Не отвлекаясь, она продолжала смачно есть.