Она увидела Слепого. Благообразный мэн двадцати восьми лет с бородой и длинными волосами (поэтому его звали — Слепой). Слепой был здесь со своей девушкой. Очень красивая, кудрявая, с короткой, почти мальчуковой стрижкой. Но сейчас ее не было. Она была у другого костра. Своего со Слепым они не заводили.
Еще промелькивал, мальчик — ростом с Таню, ей показалось (а она сама была маленького роста). Несмотря на тепло — еще когда они с подругой поднимались по тропе, уже темнело; надо было где-то ночевать; им указали, на пляже, по которому они проходили — а вон бухта. Они и пошли. Они не знали, то, что знали те, которые указали: там, в бухте, домострой, чужих не особо привечают. День был как положено жаркий; шли почти от Алушты. По камням; а где нельзя пройти по берегу — поднимались на трассу. Трасса и вывела их на пляж.
— И сейчас, уже совсем в темноте, очень тепло. Таня так и была как шла: в черной, выгоревшей до сероты, майке, спускающейся с одного плеча. Маленький был в свитере. Подробности трудно было разглядеть, потому что он все время двигался, усиливая тем впечатление, будто пытается согреться. Не у этого огня. Исчез на 20 минут.
«Гаврик» (Игорь), который привел девчонок к костру, как свой улов — запал на подругу («Уну»). Был определенный тип мужчин, магнетически липнущих к ней несмотря на недостаток подлинно женских добродетелей, их прельщало именно то, что она на это плевала. Нечего и говорить, что сама она западала на совсем другой тип мужчин. Обхорохочешься.
Подруга сразу же присела (увидела гитару, по-деловому начала пристраиваться. У нее была козырная песня: «Перестаньте мыться мылом». — «Научитесь мыться морем!»).
— Этот суд решил / Всё наше дело — с миром / Так отмоем тело морем, — с напором внедряла она.
Таня потихоньку осматривалась. Песню она слышала сто раз. Поесть бы. Днем не хотелось из-за жары. Нигде еды она не увидала. Наверное, уже отужинали. Чем плохо, присоединяясь к готовым компаниям: и ведь не начнешь сразу — у нас, вот, тушенка, вот, чай. Надо выдержать приличия. Типа мы такие, духовные. Сперва оголиться — напоказ, и теперь, вот. Сейчас бы остановились, поели.
Опять явился свитер (Сергей). О нем уже спрашивали.
Сперва он пробрался, размахивая рукавами, спускавшимися ниже пальцев, почти притиснувшись к каменной стене за спинами — теперь кто-то другой пел, подруга, подергиваясь, изображала «джаз»: «нам-нам-нам».
И потом он появился за Таниным плечом.
— Покурим? — примостившись рядом на корточках. Громко, в перебой певчих.
Таня поискала свой рюкзак — там сигареты. Неправильно она угадала. В запущенном рукаве оказался косяк, держал в горсти.
На береге все курили; они с подругой воздерживались. «Бросили». Ага, с умным видом; так-то верней «не начинали». Подруга — невзирая на бравость, была невероятно труслива, если касалось ее мозга. У Тани своё. Девочка из глубинки — где она и где наркотики. Один раз она съела 6 таблеток глауцина гидрохлорида. До этого личный опыт подруга ей расписала: «приняла 5, потом — не вставляет, догнала одну». Потом думала, в живых не останется. Два года после этого добавляло: то вдруг сидит на работе — ноги исчезнут, хвататься за них — исчезли и руки. Таня вспомнила, в общежитии, одолеваема тоской или скукой. Таблетки продавались в аптеке. Без рецепта. Подруга узнала — головой покрутила: ей же всё объяснили!..
Он был такой миниатюрный, что это было совершенно не опасно. Она еще не могла вместить — себя поместить — в эту бухту. Она еще его не увидела — и вдруг он к ней сел.
— Пошли поговорим, — освободив ладонь, увлекая движением —передав «пятку», оставшуюся после ее залихватского, тяга-потяга, дальше к костру.
Подруга, забыв «ням-ням-ням», смотрела вслед удаляющимся к морю. То есть вот взял и увел. Она ни на секунду не забывала — мышечной памятью — помните? «…с которым живу». На самом деле, почти не вспоминала. Но вот так. Эх! Вам жить, а нам помирать.
Она обнаружила себя, через время, на уходящем в воду камне. Одна, в темноте, неизвестно откуда взявшимися красками, с весельем отчаяния, в отчаянном веселье, малевала на нем: «БЕРЕГИТЕ ЛУНУ МАТЬ ВАШУ».
—
Самое смешное: утром они уехали.
Только сошли по тропе; даже еще не выгребли на пляж, подруга напустилась на Таню:
— Что он тебе сказал? О чем вы говорили? Что ты ему сказала?
— Ничего, — коротко отозвалась та.
Потащились вдоль воды, утопая в гальке. Спать довелось два часа. Ночь была бесконечной. Безумной. Бесконечно безумной. Ушедшие вернулись к костру, Сергей оставил Таню; исчез. Оставшиеся импровизировали в двух гитарах; плюс прикладные банки с песком. В какой-то момент оказалось, что Таня прищелкивает пальцами. Плохо дело. Таня никогда не принимала участия в искусствах; ни в каких «художествах». Была идеальным слушателем. Это сломалось, как всё, что они из себя представляли, стали представлять, себе незнакомое, другое. Бесконечно курили траву. Тело колокольным звоном отдало: «Я больше никогда не буду бояться сойти с ума» — так и вышло. Сергей вернулся. Как только он появлялся, время словно ускорялось. И так плотное, концентрировалось до взрыва. Бесконечно шутили над еврейским мальчиком Виктором. Виктор, бесконечно уродливый, отшучивался. Заговорили о ментах, пришедших бы в бухту: