— Почему вы все любите Сергея?
Может быть, не так. «Уважаете?»
Папазол — с натугой: «еще разговаривает?» — тем не менее согласился. — Ну, он смотрящий.
Вот как? То есть Сергей — бандит. Повращала это так и сяк. Отставить. Не ложится.
—
Они нажрались до скотского состояния.
Влупил дикий дождь. Там, откуда они уехали, тоже влупил: по палатке с простаком Володей — а он их рапаном кормил (бегали на склон дристать); разговаривал как умел. Совесть замучила? Ни в малейшей степени. Выживет — снова будут разговаривать.
Не иначе как телепортацией перемахнув гору — тропа бурлила глиняным ручьём — на пустом пляже; на морском камне. Плечом приплюснув плечо. Вокруг вода.
Вода бьет по головам. Подруги, моргая, пялятся перед собой. В черепушках плывет, не понять, где чьи мысли. Таня открывает рот, чтобы изречь:
— А море красивое… Оно, блядь, красивое.
«Что он тебе сказал?» Таня перестала быть Космодемьянской. Обычные дела — откуда, чем занимаешься. Потом спросил: можно тебя погладить по голове? Таня разрешила. А можно я тебя? Взявшись за руки, вернулись. Это рассказывать?
— Он король, — говорит Таня.
Подруга вспомнила (что раньше, что тут позже, неясно), внутренне согласилась: да, это верней. «Право первой ночи» (с умным видом). Ночную девчонку — никто не попробовал, до него. Но если бы так!.. И исчез.
А вот зачем Герасим утопил Муму? Голося заунывные песни: «сколько должен капитан? внучке ямщика», подпихивая товарку, сверзились обратно с горы. Пробел. Утром проснулись — да где? В палатке у украинцев.
—
Украинцы их не гнали. Сами ушли; лишь только оказались на это способны. Сначала до умывальника: у этих был умывальник — прибит гвоздком к горе.
Украинцы пели. Вообще профессионально. Но пели не свои. По счастью, подруга не тук-тук по украински ни хрена, кроме «Нэсэ Галя воду», так что молчала. Да они бы и не рискнули тут, сидели, раскрыв рот. Те стриженные, в наглаженных руба… Уползли наконец к «своим».
«Шмелёв» обрадовался воскрешению девиц не могу как. Там был Дато. Знакомый подруге с Москвы: это он их вчера напоил. Он был грузинской диаспорой (из учебника для РНЕ) единолично. Он был Сергей наоборот. Но если Сергей «смотрел» по бухте — то Дато — куда! — по всему союзу. Сергей был желанен везде. А Дато всех доставал. В прошлом году подруги его спустили с горы — не с этой. Натурально, вытерпели два часа. Так вообще не делалось. Дато смертельно обиделся. Но Дато обид не держал. «Герлушьки… герлушьки». «Я хиппи», Дато ударял себя в грудь. Грузинский хиппи. Жирный, грудь кучерявая.
А кто это там далеко-высоко? стоит на тропе.
—
Полдня слетело, прежде чем дошел до этого края. Посидел у всех компаний по бухте. Он даже не знал, что они уезжали. Зря потраченная акция «самостоятельности».
— Герлушька, герлушька, — передразнил Сергей. Дато испарился, предварительно обсудив политическую обстановку, Сергей был не в духе, Дато что ни скажет — он переврет, Дато наконец устал от такой беседы: «ну я пашёль».
— Хиппи… — он сморщился, безапелляционно: — это не то.
Половина была хиппи (вторая половина тоже): что, кто-нибудь слово сказал? А ты-то кто тó? Гудошник…
Подруга сидела, выстукивая камнем по ляжке, синяк будет. Она сказала подруге: хочу траву не курить, — той хоть бы для порядку удивиться. Хочу увидеть как на самом деле. На самом деле. Смотри…
Когда он подошел: — Я оттуда увидел, что вы здесь, — обратился к подруге. Не к Тане.
И потом взглянул: — Пошли поговорим.
И теперь сидят, оба маленькие, и курят один косяк. Вправо-влево влево-вправо. Не пускают по кругу, как принято.
Одно у них на двоих.
И все видят.
А бухта не видит. Бухта большая. Бухта живет, каждая группа своей жизнью. Он потом пойдет туда к ним. Там Света со своим Слепым. Вот почему Слепой! — осенило. Они видят только друг друга. Почему-то это противно. Клички здесь он раздавал. Может быть, не сознавая, что одним ударом раскалывает то, как на самом деле.
—
Маленькое туловище было стальным. Распластавшись, полз, как морская звезда. Опасное место. Щебень из-под ног сыпался почти на голову Тане.
Таня проделала пируэт почти так же изящно. Только не спиной к горе, как он, еще протягивал ей ладонь — которую она не взяла; а носом: ноги нащупывали камушки — некоторые проворачивались и катились, с мягким шорохом опадая в воду. Не так и высоко.