Вот к этому-то Саше Копейкину и направился, возвратившись в город, Виктор Петрович.
Самолет прилетел в шестнадцать ноль-ноль, Копейкин заканчивал работу в лаборатории в восемнадцать. В половине седьмого вечера Виктор Петрович, держа в одной руке сетку с купленным в Энске арбузом, а в другой Нинин портфель и завернутый в газету ствол, постучал носком ботинка в двери однокомнатной квартиры, где Саша Копейкин проживал с интеллигентной, всем на свете интересующейся, мамой-старушкой…
— Что, звонок не работает? — спросил, открывая дверь, Саша. — А — руки заняты! Это ты! Откуда?.. Ну, входи, входи…
— Привет! — сказал Виктор Петрович. — Держи подарок. Мама дома? Елизавета Васильевна, арбуз — вам.
— Мама, к нам гость, Виктор пришел! — сказал Копейкин. — Клади арбуз на стол, сейчас мы его попробуем… А это что такое? Водопроводная труба времен Анны Иоановны?
— Располагайтесь, располагайтесь… Саша, неужели ты не видишь, что это ружейный ствол. И кажется — карабин, — сказала Елизавета Васильевна. — Сейчас я поставлю чай…
— Угадали, — сказал Виктор Петрович. — Ствол. Начну все по порядку…
— Нет, нет, сперва, — сказал Копейкин, — арбуз.
— Давай нож!..
Виктор Петрович надрезал арбуз, и тот, опережая лезвие, с треском расселся, крякнув, развалился на две половины.
— Вот это да! — воскликнул Копейкин. — Алый со слезой. Умеешь выбирать! Мф! — добавил он, погружая щеки в холодноватую, искрящуюся кристалликами сахара мякоть. — Знаешь, Витя, о чем я буду жалеть без зубов, в старости? Что не есть мне арбузов…
— Сдаваться нам рано… — сказал Виктор Петрович. — Нам с тобой вдвоем нет шестидесяти. И уж во всяком случае сначала ты должен прочитать номер этого карабина… И вот это.
Он положил рядом со стволом карабина портсигар, найденный на болоте.
— В нем лежала вот эта бумажка. Видны буковки, но не разобрать ни черта… А нашел же я все это, понимаешь, при таких обстоятельствах: есть в одной деревне замечательные ребята и у них замечательная собака…
И Виктор Петрович рассказал Саше Копейкину о своих приключениях в Старом Бору.
Не утрачивая, интереса к арбузу, Копейкин выслушал историю внимательно и все в ней запомнил. Потом он бережно положил записку, которая была по-прежнему кое-где покрыта коричневыми пятнами от размокших сигарет, на дно тарелки, накрыл кусочком стекла, наклонил голову. Казалось, он принюхивается к записке, — так близко придвинулся к ней его толстоватый нос.
— Две буквы различимы и без лупы, — сказал он. — Латинские «I» и «W».
— Конечно, ведь написано по-немецки, — заметил Виктор Петрович.
— Не обязательно. Это надо еще доказать. К сожалению, вода и табачный сок плохо действуют на современную бумагу. Старая, тряпичная, прошлых веков, гораздо устойчивей. О пергаменте я уже и не говорю.
— А это что за бумага?
— Трудно сказать… В Европе в сороковые годы ее можно было встретить и французского, и швейцарского, и голландского, и немецкого производства, — Копейкин повертел бумажку перед светом. — Скорее всего обыкновенная почтовая бумага без водяных знаков, не мелованная и не глянцевая. Написано простым карандашом, к сожалению, мягким и плохо заточенным…
— Почему «к сожалению»?
— Потому что жесткий карандаш оставляет на бумаге резкий след. Даже если частички графита осыпались, текст восстанавливается по следу. Чем графит мягче — тем хуже. Вообще, если карандаш хорошо заточен, прочитать — пара пустяков! Фотографируем бороздки при сильном боковом освещении — тени дают текст. С тупым карандашом — сам понимаешь — хуже. С размокшей бумагой вообще швах.
— Что, можешь мою записку и не прочесть?
— Не гарантирую. Если бы это было написано чернилами и пером. О, тогда много способов: пробуем реактивами, проявляются остатки чернил. А главное: перо всегда царапает бумагу!
— Надо же… — сказал Виктор Петрович. — Я и не знал.
— Вот так, если хочешь, чтобы твои гениальные статьи в журнале, их черновики смогли прочесть далекие потомки, советую пользоваться стальным пером или хорошо отточенными карандашами… Давай-ка теперь взглянем на ружье.
И он принялся за ржавый ствол.
Место, где когда-то был выбит номер, он для начала поковырял самым обыкновенным образом ногтем указательного пальца. Подумал. Достал с полки набор пузырьков в длинной коробочке и кисточку, чем-то смазал ржавчину, протер чистой тряпочкой, сунул кисточку в другой пузырек, мазнул пару раз и снова протер.