- У вас будет для этого достаточное количество танков, генерал, - сказал довольный Гитлер.
Всего четыре года назад, едва придя к власти, новый рейхсканцлер посетил Куммерсдорфский полигон, где тот же Гудериан, сухощавый и невзрачный, напоминающий встрепанного, задиристого воробья, но чрезвычайно деятельный и подвижный, продемонстрировал ему действия подразделений моторизованных войск. Тогда это были лишь мотоциклетный взвод, мелкие подразделения легких и тяжелых бронемашин и взвод танков T-I. Танки были легкие, по существу, иностранного происхождения, однако Гитлер пришел в восторг и воскликнул: «Вот это мне и нужно!» В книге почетных посетителей Куммерсдорфского полигона вслед за последней записью, которую сделал, как оказалось, не кто иной, как рейхсканцлер Бисмарк, польщенный Гитлер размашисто писал: «Германия будет иметь лучшие в мире танки!»
И, отдав авиацию на попечение рейхсминистра Геринга, лично занялся созданием и оснащением танковых дивизий, вполне разделяя взгляды на танки как на решающее средство достижения победы в «молниеносной» войне. Новые немецкие танки и были типичным порождением разбойничьей доктрины блицкрига, плодом личной заботы фюрера.
Оба новых танка - T-III и T-IV - имели сравнительно узкие гусеницы и плохое их сцепление с грунтом, а значит, плохую проходимость в условиях распутицы и зимы. Но и это соответствовало фашистской так называемой «магистральной тактике» - действиям вдоль основных дорог. Да и воевать зимой гитлеровцы не собирались. Все, в том числе и проектирование танков, велось в расчете на блицкриг - молниеносную войну до наступления холодов.
Такая молниеносная компания удалась им в Польше даже с танками T-I и Т-П. А в запасе были T-III и T-IV. Вот почему Гудериан с балкона двухэтажного дома, в котором размещался его штаб в Бресте, спокойно смотрел на проходившие по улице советские Т-26. Генерал-инспектор гитлеровских танковых войск считал, что у него нет оснований для беспокойства.
Как раз в день, когда гитлеровские танковые дивизии подходили к Варшаве, на одном из полигонов под Москвой состоялся показ правительству новых образцов бронетанковой техники. В лесу, на обширной глухой поляне, примыкавшей к берегу Москвы-реки, - свежеотрытые препятствия: рвы, эскарпы, контрэскарпы. У самого берега - крутой, поросший кустарником холм со спуском к реке. На лесной поляне возвышается только одно приметное сооружение - недалеко от берега стройная, похожая на башню вышка со смотровой площадкой и крышей из свежеобструганных досок. На позиции у дальней опушки леса в линию стоят готовые к своеобразному соревнованию танки. На правом фланге - массивный KB, новый тяжелый танк, спроектированный в Ленинграде под руководством Жозефа Котина и Николая Духова. Рядом - его предшественник, двухбашенный тяжелый танк СМК (Сергей Миронович Киров). Потом идут танки Кошкина - внешне похожие колесно-гусеничный А-20 и чисто гусеничный Т-32. Они заметно ниже и выделяются своей красивой обтекаемой формой с острыми углами наклона брони. А на левом фланге - кажущиеся в этом ряду малютками модернизированные танки Т-26 и БТ-7. Они не очень отличались от тех, которые составляли пока основу бронетанковых войск Красной Армии и в эти дни совершили освободительный поход в Западную Украину и в Западную Белоруссию.
Первым по специальной трассе для тяжелых танков двинулся СМК. Своими двумя башнями он напоминал сухопутный крейсер. В передней, приплюснутой башне 45-миллиметровая пушка, в следующей, более высокой - длинноствольное орудие калибра 76 миллиметров. Кроме того, на танке несколько пулеметов. Силовая установка - бензиновый двигатель М-17 мощностью 500 лошадиных сил.
Вслед за ним двинулся КВ. Это был первый однобашенный тяжелый танк. Вооружение - 76-миллиметровая длинноствольная пушка и три пулемета ДТ. При той же массе, что и СМК, KB нес броню толщиной до 75 миллиметров, не пробиваемую даже снарядами 76-миллиметрового орудия. Усилить броневую защиту позволила лучшая компоновка агрегатов, а главное - отказ от второй башни. Двигатель - новый отечественный дизель В-2. У танка индивидуальная торсионная подвеска, еще неизвестная мировому танкостроению. Мощный KB, преодолев все препятствия на трассе, вызвал аплодисменты на трибуне, где находились нарком обороны и другие члены правительства.
Однако настоящий триумф выпал на долю танка Т-32. Красивая, обтекаемой формы машина быстро преодолела все препятствия и неожиданно начала взбираться на прибрежный крутой холм. Нарком забеспокоился: куда это водитель полез - разве можно взобраться на такую кручу, машина опрокинется! Но машина упорно шла вверх. Последнее усилие - и танк на вершине. Все зааплодировали.
А водитель направил машину на высокую сосну у берега и ударил по ней. Сосна сломалась и упала на танк.
Машина потащила ее, как муравей соломинку. Потом танк спустился к реке и двинулся вброд, к другому берегу. Течение снесло с него дерево, и оно поплыло по воде, а танк без остановки преодолел реку. Затем машина развернулась, снова пересекла реку и, взревев двигателем, как огромное зеленое животное, вылезла с лужами воды на подкрыльях на крутой берег. На трибуне не только аплодировали, а даже фуражки вверх подбрасывали. За рычагами машины сидел с ног до головы мокрый, но улыбающийся счастливой улыбкой Володя Усов.
Яркая демонстрация высоких качеств новых танков показала, что наступил новый этап в развитии советского танкостроения - этап создания оригинальных отечественных конструкций, превосходящих лучшие мировые образцы. Танки Т-32 и KB не имели даже отдаленных прототипов за рубежом. Но это были лишь опытные образцы. Им предстояло еще пройти тернистый путь от опытного образца до серийного боевого танка.
К танку Т-32, у которого стоял Кошкин, подошел комкор Салов - плотный, крепкий, в черном ладном комбинезоне и танковом шлеме.
- Ну-ка, посмотрю я твое незаконное чудо, - сказал он сочным басом, здороваясь с Кошкиным.
Поставив ногу на каток, комкор ловко, по-кавалерийски, хотя и несколько тяжеловато, поднялся на подкрылок, потом опустился в башенный люк. Михаил Ильич тоже поднялся на танк.
Салов, не задавая вопросов, бегло осмотрел боевое отделение, с трудом протиснулся в люк наружу.
- Фу, тесно, придется тебе, Михаил Ильич, люк переделывать.
- Таких толстых танкистов у нас нет, - в тон ему, полушутя, сказал Кошкин. - Для тебя одного танк делать не буду.
- Ну-ну, смотри, я заказчик. Не возьму твою машину.
- Ас чем воевать будешь?
- Дай мне несколько тысяч БТ, и я всю Европу пройду… А вот нужен ли твой крейсер - не уверен. Ведь металла тут больше, чем в двух Т-26.
- На три хватит, командир. Но только Испанию забывать не надо.
- Ну-ну, не ершись, - примирительно сказал Салов. - Я в Испании был, а ты не был. Не будем спорить. Проведем сравнительные испытания на полигоне, и все станет на свои места. - Спрыгнув с танка, Салов пошел к трибуне.
Вскоре после этого разговора к Кошкину подошел заместитель наркома.
- Ну что не весел, Михаил Ильич? - спросил он. - О чем думаешь?
- Думаю, как бы нам на Т-32 новую длинноствольную пушку поставить. Да и броню надо усилить. Тридцать два миллиметра - мало.
- А Салов говорит…
- Салов не купец, а мы не приказчики. Машину делаем для Красной Армии, а не для Салова, - сухо и недовольно сказал Михаил Ильич.
Глава седьмая.
Ночь главного конструктора
Кошкин внимательно, от корки до корки, прочитал довольно объемистый отчет о сравнительных испытаниях танков А-20 и Т-32. В выводах комиссия отметила, что оба танка «выполнены хорошо, а по своей надежности и прочности выше всех опытных образцов, ранее выпущенных». Да уж как-нибудь… хороши же, значит, были эти «ранее выпущенные». Поломок все-таки много, особенно на А-20, но дело не в этом, надежность в конце концов обеспечим. А вот о главном - какой же танк, А-20 или Т-32, принять на вооружение - в отчете ни слова, и, конечно, не случайно. В поступившем с отчетом заключении, подписанном Саловым, заводу предлагалось устранить «выявленные конструктивные недостатки» и вновь представить оба образца на полигонные испытания «в полном объеме». Вот так - оба. В полном объеме.