Очевидная неэффективность действий союзнических танков не дала немцам ясности в отношении потенциала бронетехники. В октябре 1916 г. для изучения предмета была создана комиссия (названная A7V в целях поддержания секретности). К Рождеству работа принесла плоды в виде машины, в основе которой лежала подвеска Холта. Однако в отличие от британцев и французов разработчики немецкого танка не получили столь же энергичной «спонсорской» поддержки и встретили довольно прохладный интерес со стороны главного командования. Недостаточный энтузиазм властей обуславливался целой цепочкой факторов. Генеральный штаб кайзеровской армии вообще весьма слабо поддерживал внедрение в армии моторной техники – более чем странное отношение со стороны военных страны. в которой и был. собственно говоря, разработан двигатель внутреннего сгорания. До войны руководство германской армии вкладывало основные средства в железнодорожный и гужевой транспорт, поскольку и то, и другое давало заметную отдачу в ходе победоносных европейских кампаний в 60-70-е годы XIX века. Таким образом, побудительные мотивы к смене выигрышной комбинации как будто бы отсутствовали. Но среди немецких военных уже находилось немало таких, кто видел причину провала служб тылового обеспечения в ходе броска к Парижу в 1914 г. в излишнем доверии к железнодорожникам, тогда как неспособность инженерно-строительных служб своевременно восстанавливать взорванные мосты лишила снабженцев возможности поспевать за наступающей армией. То же касалось и гужевого транспорта, который не справлялся с грузопотоком при доставке военных материалов от расположенных в тылу станций к передовой.
Главным образом отсутствие острых потребностей в танках со стороны военных вкупе с ошибочным перспективным мышлением – вот что ставило в 1917 г. бронемашины в список низкоприоритетных у немцев вещей. В то время как союзникам приходилось прибегать к наступлениям под давлением соображений экономического и политического характера в условиях необходимости изгнать захватчиков с французской и бельгийской земли, центральные державы были готовы – да и вынуждены, по причине потерь – держания оборонительной тактики на западе на протяжении всего 1917 г., сосредотачивая силы на том, чтобы покончить с Россией на востоке. Танки, как считали многие, не требовались в обороне, а также казались неуместными в России, где на огромных просторах уже деморализованный и разложенный деятельностью революционеров противник и без того оказывал лишь слабо согласованное противодействие старомодным пешим и конным армиям. Так, комиссия A7V напрасно потратила год в нерешительных экспериментах, пока 1 декабря 1917 г. производственники не получили заказ на первые 100 боевых машин массой Ж) тонн. A7V имел усовершенствованные гусеницы изделий Холта, приводился в движение 100-сильным двигателем фирмы «Даймлер», развивал максимальную скорость 13 км/ч, а в качестве вооружения нес 57-мм пушку в носовой части корпуса плюс шесть пулеметов. Подобно другим существовавшим тогда танкам, A7V страдал от чрезвычайной механической ненадежности и множества конструктивных ошибок, из которых самой опасной являлось, вероятно, хрупкое бронирование.
Следует, пожалуй, считать лишь чистым совпадением тот факт, что заказ на эти танки выдали 1 декабря 1917 г. В то же время, очень похоже, что в подоплеке решения лежали возникшие страхи в отношении того, что проволочки нескольких прошедших месяцев могли повлечь за собой губительные для Германии последствия. Поскольку 20 ноября на Западном фронте разгорелось сражение близ Камбре, которое убедило военных всех противоборствующих сторон в том, что танки представляют собой смертоносное оружие, которое пришло на ноля боев всерьез и надолго.
На протяжении лета и осени 1917 г. союзники продолжали растрачивать танковый потенциал в сражениях, которые велись по старым правилам. После Арраса и Шмен-де-Дам в июне удалось овладеть Мессинской грядой, действуя в ортодоксальной осадной манере, при этом новейшие Mk IV впервые хорошо показали себя, хотя не в главной роли. Потом в июле стартовало сражение, которое Фуллер не без сарказма нарек «последней большой артиллерийской битвой». Оно и стало следствием попытки Хэйга прорубиться через плотную неприятельскую оборону в ходе третьей битвы при Пире и ело мить сопротивление врага за счет так называемого изматывания – то есть метода, который то и дело и без всякого успеха применялся начиная с 1915 г. Вот и Mk IV тоже бросили в этот пылающий котел, отдавая в жертву тому же артиллерийскому и пехотному Молоху, вновь без какого- то убедительного результата, но на сей раз фактически с катастрофическим исходом для самих машин. При удельном давлении 11,6 фунта на квадратный дюйм и соотношении мощности к массе всего в 3,7 л.с. на тонну, танки буквально врастали в вязкую грязь, в которую превратилось поле боя вследствие выведения из строя снарядами артиллерии дренажной системы. Многие послужили неподвижными мишенями для немецких канониров. Боевой дух военнослужащих Танкового корпуса буквально камнем пошел на дно.
СОЗДАННЫЕ но шасси и гусеницах трактора Холта, французские танки (обычно законно называемые штурмовыми орудиями) проявляли очень серьезную слабость конструкции на пересеченной местности, кроме того, их тактические возможности серьезно лимитировались ограниченным углом горизонтальной наводки главного вооружения. Тем не менее начиная с апреля 1915 г. и до окончания Первой мировой войны эти машины применялись с заметным успехом; их можно считать предвестницами самоходных орудий вплоть до самых современных.
«Шнейдер» Ml6 Масса: 13,5 тонны Скорость: 8 км/ч Лобовая броня: 24 мм Вооружение: 1 пушка 75-мм, 2 пулемета
«Сен-Шамон» Ml6 Масса: 23 тонны Скорость: 8 км/ч Бронирование: 17 мм Вооружение: 1 пушка 75-мм, 4 пулемета
Правильно применять танки (равно как людей и животных вместе с ними) означало, как уверяли Иллес и Фуллер. применять их на почве, совместимой с характеристиками проходимости машин – то есть на сравнительно ровной и плотной, не разбитой снарядами земле, чтобы позволять действующей совместно пехоте и, если будет возможно, кавалерии идти нога в ногу с продвигающейся бронетехникой. В июне Иллес поддержал план Фуллера, заключавшийся в том, чтобы сделать танки ударными головными частями крупномасштабных рейдов на вражеские позиции. Замысел этот находился в процессе проработки и развития, когда началась третья битва у Ипра, и поначалу был отвергнут, однако вновь возвращен на рассмотрение, когда генеральное наступление Хэйга забуксовало в грязи на подступах к Пашендельской горной гряде. Почва на участке перед Камбре, которому отдавал предпочтение Фуллер, представляла собой довольно плотный известняк, к тому же на ней еще не велись серьезные боевые действия. На данном направлении немцы могли противопоставить противнику казавшиеся неприступными укрепления мрачной «линии Гинденбурга», на которую они отошли в марте 1917 г. Густые «заросли» колючей проволоки выросли на краю широкого противотанкового рва, за которым ряд за рядом лежали пояса заранее подготовленных траншей, снабженных глубокими землянками и блиндажами, которые защищали солдат от артиллерийских обстрелов. На большой глубине располагалась артиллерия, способная выполнять роль средства противотанкового противодействия. На данном участке отдыхали войска, вымотавшиеся в боях под Ипром, так что немецкие солдаты прозвали его «санаторием во Фландрии».
Выдохшееся наступление Хэйга под Ипром предоставило танкам первый шанс показать свою мощь, выступая в главной роли и действуя в условиях, подходящих для их применения. В противном случае их выход на авансцену событий мог быть отстрочен по меньшей мере еще на полгода. Однако Хэйгу отчаянно требовалась победа, способная как-то компенсировать кошмарные поражения того года. К середине октября, несмотря на владевшую им непреодолимую уверенность в том, что танки слишком ненадежны, слишком неповоротливы и уязвимы, а потому годны лишь на вторые роли в качестве этакого придатка к пехоте, отчаявшийся Хэйг согласился предоставить им «сольную партию» в предстоящей операции. Более того, он перешагнул через концепцию простого танкового рейда, или ударного броска – roup de main. – и заменил ее полнокровным наступлением. В этом запоздалом решении могли наконец проявиться идеи танковой тактики, разработанной Фуллером, равно как некоторые тактические инновации, внедренные в ходе проходивших на протяжении года и остававшиеся пока как бы за кадром проб и экспериментов. Что еще важнее, подобный подход являлся возвращением к тактике неожиданного удара – наиглавнейшего военного принципа, отодвинутого за кулисы в пользу пресловутой идеи артиллерийского парового катка, который шумно возвещал о предстоящем начале каждого наступления.