– Они просили подтвердить исполнение, – напомнил Володя. – Разрешите передать?
– Подожди, голубчик. Я говорю: кто будет отвечать? Разумеется, капитан! Они только составляют планы да пишут приказы, а капитан выполняй. Вот взять да и отказаться! Не можем, мол, менять род груза без специального осмотра судна. Пусть назначат комиссию, составят акт, а тогда хоть бензин грузите.
– Так, значит, передать, что мы отказываемся? – спросил Володя, повертываясь к двери. Его трясло от ледяного ветра, и ему хотелось двигаться. Он по опыту знал, как трудно прервать капитана, когда тот заговорит об ответственности и береговом начальстве. – Я уж передам, Евгений Степанович, не беспокойтесь!
– Постой, ну куда же ты? – всполохнулся капитан, суетливо оглядываясь и отыскивая депешу. – Так нельзя сразу... Ведь начнутся нарекания: срыв плана, то да се... Где Касацкий?
– Спит в каюте.
– Разбуди его... или нет, не надо, лучше позови механика, голубчик. Мы подумаем.
Солнце вынырнуло на поверхность моря, и над ним заалели нижние края кудрявых облаков. Порозовели белые надстройки судна, по воде заплясали огненные завитки, и свет электрического фонаря в рубке растаял, превратившись в крошечное белое пятно.
С севера, посылая впереди себя растрепанные клочья облаков, похожие на хлопья серого дыма, надвигалась тяжелая сизая туча. И оттуда же, с севера, точно отражая то, что происходило в небе, гнало море мелкие торопливые волны, вскипавшие светлой пеной. Из трубы «Дербента» вылетали серые кольца дыма, ветер подхватывал их, сминал и кидал на палубу.
– Норд идет, – сказал Евгений Степанович, запахивая тулуп, – настоящий норд, осенний. И барометр падает.
На мостике ветер хлестнул ему в лицо и, забравшись за воротник, пощекотал спину холодными пальцами. Внизу мягко и гулко захлопал шлюпочный брезент, раздуваемый ветром. Рулевой за окном оглянулся на шаги капитана, перехватывая штурвал.
«Теперь уж скоро конец навигации, – думал Евгений Степанович, спускаясь по трапу. – Сколько еще осталось? Ноябрь, декабрь... нет, половина декабря. Сколько дней в ноябре?»
Навстречу ему вышел механик и прикоснулся к козырьку фуражки. Лицо его от ветра было красно и казалось опухшим и сердитым. Он молчал, глядя куда-то в сторону, словно не желая начинать разговор, и угрюмо прятал подбородок в поднятый воротник бушлата.
«Не любит он меня, – подумал Евгений Степанович с тоской. – Касацкий прав. И зачем только я его позвал? Надо было разбудить Касацкого. О чем с ним говорить?»
– Хорошо, что вы не спите, – сказал он вслух приветливым тоном, – видите, что надвигается? Теперь ждите шторма баллов на десять, не меньше! А тут еще приходится менять курс. Слыхали?
– Мне радист говорил, – отозвался Басов. Он оглянулся, как бы отыскивая радиста, и, не найдя, снова стал смотреть на воду.
Евгений Степанович почувствовал себя оскорбленным, но в то же время что-то тянуло его продолжать разговор, хотелось расположить в свою пользу этого недоброжелательного человека.
– Не знаю, право, как быть теперь, – сказал он, как можно мягче прикасаясь к руке механика, словно намереваясь притянуть его к себе, – с одной стороны, красноводская нефть, как известно, легкая, и ее надо возить на бензиновозах. А у нас моторы на палубе и повсюду курят, несмотря на приказ. Но с другой стороны, отказаться – значит сорвать им план перевозок. Нет, на это я не пойду. («Глупо, – подумал капитан про себя, – точно он меня уговаривает сорвать план, а я отказываюсь. И заискиваю я перед ним как будто... Ах, как гадко! Неужели заискиваю?») Я не хотел давать ответа, не посоветовавшись с вами. Хотя я уверен, что вы со мной согласитесь... («Конечно, заискиваю!») На каждом из нас лежит ответственность не только за наше задание, но и за перевозки в целом, потому что мы прежде всего сознательные люди... Одним словом, я думаю, что надо подтвердить исполнение и идти в Красноводск.
Басов молчал, потупив глаза, как бы раздумывая, и Евгений Степанович волновался: вдруг механик скажет, что это не его дело, или совсем ничего не ответит, и выйдет ужасно неловко. Но Басов вдруг оглянулся, словно желая удостовериться, что кругом никого нет. Оглянулся невольно и Евгений Степанович.
– В прошлом году сгорел нефтевоз «Партизан», – сказал Басов тихо, – вы не помните, как это было? Они тоже везли красноводскую нефть. Кто-то закурил на палубе или уронил стальной ключ, не знаю точно. Должно быть, у них была щель в люке и оттуда выходил газ. Только был взрыв, и на палубе полопались швы, и вырвало люки. По счастью, это случилось днем, и команда успела спустить шлюпки. Кое-кто обгорел, конечно, но не сильно. А судно погибло.